— Так и писать?
— Так и пишите.
— Только не думайте, я не сумасшедший. Просто жить так дальше невозможно.
— Успокойтесь, товарищ э-э…
— Пейпиво. Иван Силуянович Пейпиво. Фамилия такая.
— Товарищ Пейпиво. Именно. Успокойтесь. Водички глотните. Мутная водичка, потому что после поливки кактуса осталась. К нам сумасшедшие не приходят. А если приходят, мы их быстро определяем куда следует. Но вам это не грозит. Я верю каждому вашему слову. Только на всякий случай еще раз документики предъявите. И справку, если имеется.
Ерзающий на допросной табуретке гражданин лезет за пазуху в поисках требуемых документов. Необходимые бумажки извлекаются из бумажника, завернутого в чистый носовой платок, который, в свою очередь, завернут в еще больший носовой платок, который, в свою очередь, запакован в целлофановый пакет, перетянутый белыми резинками. Сверток для надежности зафиксирован тремя булавками в святом и, главное, надежном для каждого мужчины месте.
Я же тоскливо размышляю о нелегком служебном долге, заставляющем в жаркий летний день сидеть не в парке с шоколадным мороженым, а выслушивать жалобы не совсем, на мой взгляд, здравомыслящего человека.
— Пожалуйста, гражданин следователь.
— Пока не следователь. И еще не гражданин, а товарищ. Просто товарищ старший лейтенант, — улыбаюсь, чтобы хоть немного подбодрить растерянного и смущенного посетителя. Он и сам бы не прочь в парк на скамейку, да груз личных проблем не позволяет.
Листаю паспорт. Внимательно просматриваю справку из диспансера. Число вчерашнее. Практически свежая. Человек, прежде чем прийти в восьмое отделение, в отдел “Подозрительной информации”, тщательно подготовился. Что внушает определенное уважение и доверие.
— Все верно. Пейпиво. А фамилию жены не думали взять? Поймите правильно, это сугубо ваше личное дело, но слишком уж необычная фамилия. Друзья не смеются? — Возвращаю документы Пейпиву.
Посетитель отдела “Подозрительная информация” слегка смущается. Чуть-чуть краснеет. И капельку обижается.
— У супруги моей, товарищ старший лейтенант, фамилия тоже не сахар. Жриводкова.
— Простите. — С головой залезаю в выдвижной ящик стола. Смахиваю набежавшую слезу. Господи, у человека такое горе, а я о мороженом мечтаю.
Психологически разгрузившись, возвращаюсь на рабочее место.
— Продолжим, товарищ Пейпиво. — Посетитель сползает на краешек допросной табуретки и замирает, сложив ладошки на коленях, демонстрируя усиленное внимание и готовность от чистого сердца сотрудничать с внутренними органами. — Значит, вы утверждаете, что мамаша вашей супруги, у которой также удивительная фамилия, является к вам по ночам?
— Именно так, товарищ старший лейтенант. Непременно каждую ночь и является.
— Помедленнее, если можно. Чем подробнее я запишу показания, тем больше шансов помочь без заключения вас под стражу. Сидите, сидите. Шучу. Давайте по порядку.
Посетитель Пейпиво облизывает губы, резко смахивает с виска капельку пота:
— По порядку… По порядку. Все началось две недели назад. Как раз первого числа. В ту злую и роковую ночь она пришла ко мне в первый раз.
— Ночь была страшная, местами черная, мелькала молния и гремел гром?
— Простите? — Посетитель волнуется.
— Это личное. Навеяло. Продолжайте. Кто пришла? Мама жены? — уточняю, старательно выводя буковки, которые в дальнейшем, возможно, станут основой для следствия.
— Да. Мама. Жены. Ровно в полночь вышла из кухни с двумя чемоданами и заявила, что будет с нами жить.
— Это еще не повод для обращения в милицию.
— Все верно, товарищ старший лейтенант. — Пейпиво начинает говорить быстро, глотая окончания, но достаточно внятно, чтобы я мог запротоколировать жалобу: — Да, я согласен. В появлении мамы нет ничего удивительного. Странность другая. Мама живет в Таганроге. Если и приезжает, то только по приглашению. А здесь… В двенадцать часов ночи. Без телеграммы. Из кухни. Без звонка, хоть у нас и нет телефона. С двумя чемоданами. И, знаете, товарищ старший лейтенант, какая-то не такая.
— Продолжайте.
Я не могу полностью осознать глубину расстройства Пейпива. Мамы жены у меня нет, равно как и жены. Вот везет мне пока, и все тут.
— Понимаете, товарищ старший лейтенант, что-то в маме не то. Подождите, не перебивайте, я же волнуюсь. Мама… Она какая-то не такая. Она, простите, словно нарисованная.
— “…нарисованная”. Что? Яснее формулируйте.
— Я стараюсь. Как объяснить… Карандаши, мелки, краски. Нарисованная мама, понимаете? Не живая она.
— Уверены? — На секунду отвлекаюсь от заполнения протокола. Рассматриваю товарища Пейпиво. Лицо вроде нормальное, а говорит ерунду.
— Я ее хорошо знаю. У меня и фотография есть. На всякий случай сфотографировали. Вы мне не верите?
— Очень даже верю. — Вызвать дежурного, что ли? Кого в отделение пропускаем? У нас же месячник за чистоту кабинетов. —Давайте дальше по делу. Продолжайте, продолжайте, Пейпиво.
— А это все, — неожиданно сообщает посетитель. — Мама остается на всю ночь. Мало того, что будит меня в полночь, так потом всю оставшуюся ночь ходит по кухне, грохочет посудой, шаркает, зовет петь русские народные песни и даже иногда играет на губной гармошке. Но с рассветом исчезает на целый день, чтобы в следующую полночь появиться вновь.
