Пятеро врагов.
Пять помятых кособоких шлемов, пять покореженных нагрудников. Пять эмблем черного солнца, потертых, но все же отчетливо различимых на серебристом металле. Вряд ли мне когда-нибудь удастся одолеть столько противников. Однако я смотрю на ближайшего ко мне солдата и чувствую спокойствие, какое обычно бывает перед боем.
Шакрам зажат в руке, и я наслаждаюсь ощущением гладкой рукояти в ладони. Дендера, наверное, посчитала себя очень сообразительной, спрятав мое оружие там, где, по ее мнению, я его не найду. Ха! Было проще простого отыскать его у корделлианских солдат. Где еще искать оружие, как не в оружейной палатке?
— Сделай это! — доносится пронзительный голосок.
— Тш-ш, она тебя услышит!
Я резко поворачиваю голову в сторону валунов за моими мнимыми противниками. Оттуда раздается дружное шиканье, и несколько детских головок тут же ныряют за самый большой камень.
— Она нас заметила!
— Ты отдавил мне ногу!
— Да помолчите!
На моих губах дрожит улыбка. Когда я снова смотрю на ближайшего врага, куча снега под покореженными шлемом и нагрудником уже немного просела и покосилась. Иллюзия развеивается.
Я не на поле боя — на мне белое гофрированное платье без рукавов, мои волосы искусно заплетены в затейливые косы. Мои «враги» — снеговики, которых я наскоро слепила и обрядила в доспехи Спринга. Их теперь полным-полно в моем королевстве.
Мои зрители — не армия, а кучка любопытных винтерианских детей, увязавшихся за мной. А вот шакрам — настоящий, и, чувствуя его в своей ладони, я почти могу убедить себя: я — солдат. Меня окружают воины Ангры. И я не пощажу никого.
Согнуть колени, повернуть бедра и развернуть плечи. Вдох-выдох, размахнуться, метнуть. Последовательность движений всплывает в памяти, прочно закрепившись в сознании после многочисленных тренировок. Тело воспроизводит эти действия машинально, так же, как ходьбу или бег, хотя в последний раз я бросала шакрам три месяца назад.
Лезвие со свистом вспарывает холодный воздух. Шакрам достигает ближайшего врага, рикошетит от камня, попадает в следующего солдата и с гудением возвращается в мою руку. Натянутые нервы расслабляются, и я вздыхаю полной грудью. Снег небесный, как же это приятно!
Я бросаю шакрам снова и снова, уничтожая остальных солдат. На поверженные тела моих жертв падают пушистые снежинки. За спиной радостно кричат и смеются дети. Мои губы расплываются в улыбке. Когда я в последний раз слышала в Винтере смех? Не помню. Три последних месяца до меня доносились лишь шум непрерывного строительства, обсуждение планов о посевах и открытии рудников, тихие рукоплескания на публичных мероприятиях.
— А можно мне его бросить? — просит одна из девчушек, и ее мольбу подхватывают остальные.
— Лучше вам начать с чего-то менее острого, — улыбаюсь я. Наклонившись, подхватываю горсть снега, леплю снежок и роняю его на землю. — И менее смертоносного.
Девочка первая улавливает намек. Она падает на колени, быстро лепит снежок и кидает его в мальчика у себя за спиной.
— Попала! — кричит она и, сорвавшись с места, убегает в поисках укрытия.
Остальные с воодушевлением бросаются лепить снежные снаряды и кидать их друг в друга.
— Ты мертва! Я убил тебя! — кричит малыш.
Улыбка на моих губах тает. Нам не нужно больше сражаться. Я уверяю себя, что им не придется бросаться ничем, кроме снежков.
— Ты не находишь это немного… печальным?
Я разворачиваюсь и сжимаю в ладони шакрам. Но не поднимаю своего оружия, увидев, кто ко мне подходит. Терон склоняет голову набок, и прядь волос, выскользнувшая из-за уха, падает ему на лицо. Во взгляде читается вопрос, в морщинках у глаз прячется беспокойство.
— Печальным? — я выдавливаю слабую улыбку. — Или исцеляющим?
— Грусть часто исцеляет душу, — замечает он. — Очищение меланхолией.
Я вздыхаю.
— Только ты можешь найти что-то поэтичное в срубании голов у снеговиков.
Терон смеется, и восхитительный холодок касается самого сердца. Яркая одежда принца четко выделяется на фоне белоснежного пейзажа Винтера. Он облачен в корделлианскую форму цвета зелени и золота, пошитую из более плотного, чем обычно, материала. В Винтере царит вечный холод, и корделлианская кровь не согревает Терона.
Терон кивает в сторону города Гаоса, откуда он пришел. Если бы Кларинские горы были морем, то Гаос был бы самым крупным портовым городом Винтера. Он огромен и открывает доступ в большинство рудников. За последние три месяца я провела в нем слишком много времени.
— Мы готовы открыть Тадильский рудник, — говорит Терон и вздрагивает — то ли от холода, то ли от предвкушения.