Мне 12 лет, я в школе на уроке истории. Учитель истории, неопрятный и постоянно потеющий толстяк вытирал лоб огромным не первой свежести носовым платком — предмет насмешек учеников и учителей. Он устал, рассказывая нам о событиях двухсотлетней давности, и решил немного отдохнуть перед заключительной частью саги о Катастрофе. Надо признаться, рассказчиком он был отменным: мы с нетерпением ждали продолжения этой занимательной истории, и в классе стояла непривычная тишина.
— Последняя группа людей прибыла на Женский архипелаг 11 сентября 2010 года незадолго до того, как руководство Объединенных Мусульманских Стран объявило войну Соединенным Штатам Северной и Южной Америки и Странам Второго Варшавского договора.
«Внезапность разящего удара — вот наш залог победы», — говорил Главнокомандующий ОМС, публично провозглашая начало войны. Его речь совпала с первыми взрывами лучевых бомб над территорией Америки. Смертоносная радиация в мгновение ока уничтожила все живое на Американских континентах. Лишившись своего главного союзника, страны Варшавского договора под давлением Объединенной Европы и Азиатских государств капитулирует перед мусульманами. Люди с облегчением вздохнули — казалось, еще осталась надежда сохранить жизнь на Земле. Но не тут то было. Даже мертвой, Америка оказалась способной воевать: радиация убила людей и животных, но не тронула ни оружия, ни компьютерные системы управляющие им. Через 6 дней после начала войны по Евразии, Африке и Австралии с территории Кубы были выпущены ракеты с лучевыми боеголовками. По мнению наших историков сработала пресловутая система автоматического реагирование, призванная продолжить войну в отсутствии военного командования. Никто не верил, что американцы окажутся способными на эту проделку, стоящую жизни миллиардам людей, но с фактами не поспоришь — человеческая цивилизация закончила свое существование…
— Этого не может быть, — я рыдала в объятиях мамы не в силах совладать с ужасом, охватившим меня после рассказа толстяка-историка.
— Успокойся и поспи. Когда проснешься, ты поймешь, что все не так уж плохо.
Меня накормили таблетками и, засыпая, я услышала обрывок разговора своих родителей.
— Это все ты со своими дурацкими книгами, — прошипела мама. — Девочка и так очень чувствительна, а ты ее пичкаешь ненужными никому старыми сказками.
Она имела ввиду папину библиотеку — единственное уцелевшее после Катастрофы собрание печатных книг, которыми папа очень гордился. Папа утверждал, что читать печатную книгу гораздо увлекательнее, чем читать тот же текст в сети. Я неизменно соглашалась с этим утверждением, проводя все свое свободное время за очередным уникальным экземпляром. Моя голова была забита всевозможными историями о героях, действующих в разных странах в разные времена, и моей самой сокровенной мечтой было совершить кругосветное путешествие, чтобы увидеть все своими глазами. О Катастрофе я имела весьма смутное представление, интересуясь больше увлекательным прошлым, чем скучным настоящим.
— Ты как была дурой, так ею и будешь, — не остался в долгу папа.
Мои родители никогда не любили друг друга, и что заставило их пожениться, до сих пор остается для меня загадкой, тем более что Социальная Служба крайне отрицательно относится к браку между учеными и представителями других рангов. Папа — ученый первого разряда откровенно презирал и стыдился своей жены — разнорабочей второго разряда. Когда я выросла, мама нехотя призналась, что вышла за него замуж, чтобы обеспечить себя достатком, соответствующим рангу отца. Но мамы давно нет в живых, а я, как это часто бывает, вижу сон о потере мира…
— Мир не потерян. Проснись и…
— И увижу что все не так уж плохо, — съязвила я.
— Проснись и найди мир, который у вас украли.
Я открыла глаза и долго лежала, не шевелясь, пытаясь нащупать грань между сном и явью. Когда мне плохо, я всегда вижу сон о потере мира, но на этот раз что-то изменилось. Ну конечно же, Голос, мой вечный спутник, который позволил себе вмешаться в мой сон.
— И тебе не стыдно? — укоризненно спросила я.
Голос молчал. Он вообще своевольный: появляется, когда захочет, исчезает, когда ему заблагорассудится. А один раз он чуть не стоил мне работы, когда убедил меня отпустить на свободу одного пациента. Естественно, слышать голоса — это явное отклонение от нормы и кому как не мне, нейрогенетику третьего разряда, понимать этот прискорбный факт. Я состояла на учете у психоаналитиков при Социальной Службе, но так как мои диалоги с Голосом не представляли опасности для окружающих, я была «полноценным членом общества», как когда-то давно выразилась медкомиссия И даже после дурной шутки с побегом Сола Нортона я осталась жить и работать на прежнем месте, отделавшись парочкой изнурительных допросов. Закончив анализировать свой сон, а скорее вмешательство наглого Голоса в сон, я оглянулась и поняла: я не дома, а в больнице. Белые стены и потолок, капельница и равномерно пикающий кардиомонитор — явные атрибуты этого заведения. Но самым интересным ощущением было то, что я совершенно не помнила, как я сюда попала. Поняв бесплодность попыток выудить из памяти хоть какие-то сведения, я в ожидании уставилась на дверь, и, о чудо, дверь открылась, и на пороге, как по заказу, появился мой родитель собственной персоной. Он бросился ко мне и обнял меня так крепко, что я всерьез стала опасаться за целостность своих костей. Через некоторое время он отпустил меня на свободу (я наконец-то смогла дышать) и очень внимательно на меня посмотрел. Я тоже взглянула на своего отца и удивилась неожиданным переменам, произошедшим с ним: из преуспевающего человека в самом расцвете сил он превратился в уставшего от жизни старика. Эту безрадостную картину дополняли блестевшие от слез глаза. Я почувствовала, как холодок пробежал у меня по спине.
