– Милостивые государи! – взволнованно сказал нам старый-престарый доктор. – Ведомо ли вам, что я был в самых дружеских отношениях с покойным Иваном Дмитриевичем Путилиным, этим замечательнейшим русским сыщиком и впоследствии – начальником сыскной полиции?
– Нет, доктор, мы этого не знали…
– А-а! Должен вам сказать вот что. На мою долю выпала честь принимать личное участие во многих замечательно интересных похождениях-розысках гениального русского сыщика, и я – должен признаться – оказал даже кое-какие услуги русскому судебному ведомству, сопутствуя моему великому другу в его опасных похождениях. Мы, вот, русское общество, набрасываемся с какой-то лихорадочной страстностью на похождения всевозможных иноземных сыщиков, нередко существовавших лишь в фантазии господ романистов. А вот свое, родное, забываем, игнорируем. А между тем это родное будет куда позанимательнее иностранных чудес.
Мы пристали к доктору с горячей просьбой рассказать нам все, что ему известно о подвигах его друга Путилина. Почтенный доктор любезно согласился.
Ныне мы можем дать нашим читателям продолжительную блестящую серию этих замечательных похождений.
Было около десяти часов утра. Я, в шлафроке[1], сидел за кофе, как вдруг раздался звонок, и в переднюю торопливо вошел любимый сторож-курьер Путилина.
– От Ивана Дмитриевича, спешное письмецо! – подал он мне знакомый синий конвертик.
Я быстро распечатал его и пробежал глазами записку.
В ней стояло:
«Дружище, приезжай немедленно, если хочешь присутствовать при самом начале нового, необычайного происшествия. Дело, кажется, не из обычных.
Твой Путилин».
Нечего и говорить, что через несколько минут я уже мчался на гнедой лошадке к моему гениальному другу.
– Что такое? – ураганом ворвался я в кабинет Путилина. Он был уже готов к отъезду.
– Едем. Некогда объяснять. Все распоряжения сделаны?
– Все, ваше превосходительство! – ответил дежурный агент.
– На Сенную! – отрывисто бросил Путилин кучеру
Дорогой, правда, мой друг не проронил ни слова. Он о чем-то сосредоточенно думал.
Лишь только мы выехали на Сенную, мне бросилась в глаза огромная черная толпа, запрудившая всю площадь. Особенно она была многочисленна у церкви Спаса.
– К церкви! – отдал отрывистый приказ Путилин.
– Па-а-ди! Па-а-ди! – громко кричал кучер.
Проехать сквозь эту живую стену, однако, было не так-то легко. Того гляди – кого-нибудь задавишь. Но чины полиции, заметив Путилина, принялись энергично расчищать путь нашей коляске.
– Осади! Назад подайся! Что вы, черти, прямо под лошадей прете? Расходитесь!
– Что случилось? – стояла передо мной загадка.
Мы остановились, вылезли из коляски. Толпа расступилась, образуя тесный проход.
Путилин быстро прошел по нему и остановился около темной массы, лежащей почти у самых ступенек паперти.
Тут уже находилось несколько должностных лиц: судебный следователь, прокурор, судебный врач и другие.
– Не задержал? – здороваясь с ними, проговорил Путилин.
– Нисколько. Мы только что сами приехали.
Я подошел поближе, и неприятно жуткий холодок пробежал по моей спине.
На мостовой, лицом кверху, лежал труп красивой молодой девушки, просто одетой, в черной накидке и в черной, смоченной кровью косынке.
Откуда шла кровь – сначала понять было мудрено.
Меня поразили только ее руки и ноги: они были разбросаны в стороны.
– Следственный осмотр трупа уже произведен? – спросил я моего знакомого доктора.
– Конечно, поверхностный, коллега.
– И что вы обнаружили? – полуобернулся Путилин к полицейскому врачу.
– Девушка, очевидно, разбилась. Перелом спинного хребта, руки и ноги переломлены. Похоже, что она упала на мостовую с большой высоты.
Путилин поднял глаза вверх.
– А разве вы не допускаете, доктор, что тут возможно не падение, а переезд девушки каким-нибудь ломовым, везшим огромную тяжесть? – задал вопрос судебный следователь.
Я вместе с моим приятелем-врачом повторно производили осмотр трупа.
– Нет! – в один голос ответили мы. – Здесь, при этой обстановке, неудобно давать вам, господа, подробный отчет о нашей экспертизе. Отвезите труп, мы еще раз осмотрим его, произведем вскрытие и тогда – все вам будет ясно.
Толпа глухо шумела.
Народ все прибывал и прибывал. Несмотря на увещевания полиции, нас страшно теснили.
В ту минуту, когда труп еще лежал на мостовой, к нему протиснулся горбун. Это был крохотного роста человек-урод.
Огромная голова, чуть не с полтуловища, над которой безобразным шатром вздымалась копна рыже-бурых волос. Небольшое, в кулачок, лицо, один глаз был закрыт совершенно, другой – представлял собою узкую щелку, сверкавшую нестерпимым блеском. Лицо его, точно лицо скопца, было лишено какой бы то ни было растительности. Несуразно длинные цепкие руки; одна нога – волочащаяся, другая – короткая. Огромный горб подымался выше безобразной головы.
Это подобие человека внушало ужас и отвращение.
– Куда лезешь? – одернул его полицейский чин.
– Ваши превосходительства, дозвольте взглянуть на упокойницу! – сильным голосом, столь мало идущим к его уродливо-тщедушной фигурке, взволнованно произнес страшный горбун.
На него никто из властей не обратил внимания. Никто, за исключением Путилина.