Купавна
Авторы: Николай Алексеевич Городиский
Жанры: Советская классическая проза, О войне
Циклы: не входит в цикл
Формат: Полный
Всего в книге 103 страницы. Год издания книги - 1986.
Книга — о событиях Великой Отечественной войны. Главный герой — ветеран войны Николай Градов — человек сложной, нелегкой судьбы, кристально честный коммунист, принципиальный, требовательный не только к себе и к своим поступкам, но и к окружающим его людям. От его имени идет повествование о побратимах-фронтовиках, об их делах, порой незаметных, но воистину героических.
Читать онлайн Купавна
Алексей Фатьянов
ПРОЛОГ
— Спасибо, вы… первым приехали, — тихо произнесла Светлана Тарасовна Шатайкина, молодая смуглолицая женщина в накинутом на голову траурном кружевном шарфе, встретив меня в библиотеке сельского Дома культуры.
Ветер, проникший в распахнутое окно, шевельнул на столе газету с портретом в черной рамке. Светлана Тарасовна поджала дрогнувшие губы:
— Не стало Николая Васильевича… вчера… Завтра привезут сюда… хоронить…
— Но что с ним?.. Отчего он умер?
Светлана Тарасовна скорбно повела головой.
— Отчего же умирают фронтовики?! — не то переспросила, не то упрекнула она меня в наивности. — Вот и он… умер, хотя… Нет, не то это слово «умер». Ему бы жить и жить! А тут…
Она подошла к окну, устремила взгляд на вершину кургана, утопающую в сизом потоке полуденного марева.
— Мы похороним его вон там…
Глухо пробили где-то за книжными стеллажами настенные часы. Показалось, они пробили трижды, и их звон проник мне в самое сердце: три года назад я впервые появился там, куда смотрела сейчас Светлана Тарасовна, с которой тогда состоялось у меня не совсем приятное знакомство.
— Вот так, — как бы в ответ моим мыслям глухо донесся до меня ее голос.
Она вдруг обернулась ко мне. Глаза ее увлажнились.
— Не надо плакать, — отозвался я.
Светлана Тарасовна помолчала, словно все еще не решаясь сказать что-то очень глубоко скрытое от меня, и произнесла чуть слышно:
— Да-да, не надо плакать… Теперь уж все равно… Сказать по правде, он говорил, что у меня глаза как две черные терновники после дождя. Такое случалось со мной: нет-нет да и поплачу от тоски и одиночества… А он ведь и сам был одинок. Впрочем, что это я?.. — Голос ее обрел проникновенность. — Да-да, я любила его! И люблю… Уж кому-кому, а вам-то известно, что я могла быть… его дочерью. Могла бы стать и женой. И сегодня это у меня, как вчера.
Я не то чтобы удивился, что на свете есть особенная любовь этой женщины, но при последних ее словах ощутил такую радость, от которой сердце мое забилось легко и ровно.
Сегодня, как вчера… Вчера и сегодня!
Всякий раз, когда мы встречались, он рассуждал примерно так: «Что такое «вчера и сегодня»? Интервал так себе, считай, сутки — ровно восемьдесят шесть тысяч и четыреста секунд. За это время, скажем, скоростной самолет пролетит не менее двадцати тысяч и двухсот километров. Скорый поезд Москва — Киев простучит в два конца. И даже твоя древняя машиненка, при средней скорости километр в минуту, забросит пассажира на тысячу четыреста сорок километров…» Он полюбился мне с той самой первой встречи, три года назад. Тогда я «забросил пассажира», то есть его, к кургану, у подножия которого уже сегодня вырыта могила, чтобы завтра этот человек навсегда скрылся в ней.
Светлана Тарасовна сказала:
— Николай Васильевич позавчера позвонил мне из больницы, попросил, чтобы я привезла ему томик Ленина. Вчера я привезла, но… немного опоздала. Какие-то минуты!.. Я знаю: это из-за меня. Была бы я рядом, я бы успела дать ему нитроглицерин. Я бы… Я бы вдохнула ему свою жизнь…
Я подумал: может быть, это сон?! Все — сон: телеграмма о смерти друга, получив которую, я тут же сел в свою «древнюю машиненку» и повел ее со скоростью, как он говорил, превышающей все моральные возможности; и черный кружевной шарф на голове Светланы Тарасовны; и сам я — рядом с ее безутешной печалью. Я хотел бы, чтобы это было так, если бы она еще не сказала, как ей стало страшно, когда она увидела Николая Васильевича мертвым…
Вокруг нас залегла такая тишина, в которой вдруг неимоверно громко стали раздаваться звуки маятника настенных часов, неумолимо отсчитывающих дольки времени среди стеллажей с книгами уже умерших и еще остающихся жить авторов…
Мы молчали долго и тяжело…
Часть первая
КУПАВНА
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В тот год на Херсонщину пришла необычно поздняя весна. Потом растянулись майские холода и зарядили проливные дожди. Лишь где-то в середине июня высветилось небо, и только-только припекло солнце — на обочинах проселочных дорог разом заполыхали полевые маки. Народная примета возвещала — быть богатому урожаю! Впрямь, широко и могуче раскинулась степь и предтече затянувшегося начала страдной поры.
Поля пшеницы, обрамленные броской зеленью лесозащитных полос, издали смотрелись точно гигантские пласты старательно начищенной бронзы.
Я вел свою старенькую «Победу» наедине со степью, думал о том, что и она имеет живую душу и, должно быть, способна разделить мою радость оттого, что я не полег здесь когда-то, а выстоял и вот — живу на свете. Быть может, поэтому здесь я чувствовал себя, как ни было жарко под открытым небом, намного лучше, чем там, на большой дороге, где густые, прохладные тени акаций и тополей мелькали перед глазами узорными дрожащими пятнами. Но вскорости и тут потемнело. Как-то сразу потускнела бронза пшеницы, будто на нее выпал пепельный снег. Степь тревожно загудела, словно кто тронул басистый набатный колокол. Вдали хлестко сплелись белые молнии, громыхнула гроза. Навстречу мне понеслись громоздкие, лилово-фиолетовые, низко толпящиеся облака. Потоки ливня низверглись на крышу машины, ударили в ветровое стекло. Я вырулил на обочину дороги, в посеревшие полевые маки.
