Груя открывает дверь в комнату, смотрит — никого! Заглядывает в другую — тоже никого! Даже за печку посмотрел — ни души. Залез на чердак — пусто. Спустился в погреб, освещая путь свечкой, — тишина… Подошёл в завалинке, где двое грелись на солнце: мужчина с усами и женщина в платке.
— А где же мой дедушка? — спросил их Груя.
Разгладив усы, мужчина поднял голову и с любопытством посмотрел на Грую.
— Может, ты мой дедушка? — спросил Груя усатого мужчину.
— Господи! — воскликнула женщина. — Да сколько раз тебе говорить, что это твой отец! Сегодня воскресенье, так что оставь, пожалуйста, отца в покое!.. Вот тебе и денежка на халву!..
Тем временем усатый мужчина задумчиво почесал себе макушку и вспомнил слова того самого дедушки, которого разыскивал Груя: «Как это плохо, — говаривал он, — если один ребёнок в доме, скучно ему, бедняжке!..» Действительно скучно!..
Груя посмотрел на денежку, но за халвой не побежал, а возвратил монетку обратно:
— Некогда мне сегодня бегать по магазинам… Лучше дедушку пойду искать!.. Видно, где-то заблудился, старенький!..
Отец почти что силой взял Грую на руки. Мать нежно погладила сына по голове, но тот всё равно не унимался.
— Знаете, почему дедушка не может найти наш дом? — спросил Груя отца с матерью и сам за них ответил: — Потому что он очки потерял!.. Вот что!..
Мать ушла и тут же вернулась в сопровождении длиннобородого деда в соломенной шляпе и с палкой в руке. Груя сразу же понял, что это его дед и есть, и успокоился. Как можно внуку без деда?.. Никак нельзя…
С этих пор, уже издали завидя шляпу деда, Груя всегда подбегал к калитке. А дедушка иногда оставался ночевать с внуком. И знаете, как они вместе спали? Ни за что не догадаетесь!
Груя клал свою голову на длинную и пушистую бороду деда, попробуй-ка ночью сбежать! Ничего не получится!.. Так вот и спали!..
Однажды дед взял Грую с собой.
Шли они, шли и зашли во двор, где росла такая огромная шелковица, что своими ветвями заполняла всё небо. Солнечный свет, струясь через её листья, становился зелёным-презелёным.
Очень это было красиво.
Под деревом на скамейке сидела женщина, волосы у неё были белые-пребелые, но из-за шелковицы они казались чуть зеленоватыми, и вид у неё был добрый-предобрый, такой добрый, что даже птицы подходили к ней, тыкались клювиками в её ноги, как бы говоря: «Мы тебя не боимся, и ты нас не бойся!»
— А вот и я, бабушка! — сказал Груя, усаживаясь рядом и укладывая голову к ней на колени.
Если дед день-два не объявлялся, Груя сам находил его дом по шелковице, которую было видно со всех сторон села.
Однажды Груя увидел на этом дереве пухлого мальчишку, у которого весь рот почернел от шелковицы. Тут же под деревом крякали от наслаждения несколько уток, склёвывая с травы спелые вкусные ягоды.
— А-а, так это ты воруешь чужих дедушек и бабушек?! — крикнул с дерева толстый мальчишка, услышав скрип калитки. — Чтоб больше я тебя не видел у нас на дворе! Своего заводи, а к чужим не приставай!.. Ишь какой нашёлся! — И в сердцах он так топнул ногой по ветке шелковицы, что с неё полился черно-синий ягодный дождь. Утки ещё громче закрякали, словно благодаря Грую за добавочное угощение, и, хотя из-за этого «дождя» они перестали быть чистенькими, а все перепачкались, это их нисколько не потревожило, лишь бы спелых ягод было побольше на траве.
— А где же мой дедушка? — спросил Груя, чуть не плача.
— Где? Где? На кладбище твой дедушка! Вот где! — продолжал нападать с дерева сердитый на Грую сизо-лиловый толстячок. — Когда его хоронили, я нёс девять калачей! — теперь в его голосе звучала не только злость, но и звонкое хвастовство.
От всех этих обидных слов Груя чуть язык не проглотил. Открыл рот, а сказать ничего не может, как будто вообще никогда в жизни не говорил. Но про себя продолжал возмущаться: «Нет, вы только подумайте, какой жадный толстяк! Ишь, богач нашёлся: и дедушка у него есть, и бабушка у него есть! Приплясывает себе на суку шелковицы, что растёт почти что до самого неба!..» Из-под ресниц Груи выползли две слезинки, чтоб посмотреть, наверно, что такое случилось с ним: не может найти за пазухой ни одного хлёсткого слова — заткнуть рот этому обжоре и хвастунишке!..
Муравьи, которые сновали по худеньким и загорелым рукам Груи, сначала остановились, а потом как припустят вверх по плечам и по шее к самым слезинкам, то ли, чтоб посмотреться в них, как в зеркало, то ли, чтоб жажду утолить. Только слезы-то ведь солёные!.. А может, и они взяли сторону этого толстячка и решили вдобавок ещё искусать Грую?.. Стряхнув муравьев с рук и щёк в ладонь, Груя бросился наутёк. Только этот жаднющий парнишка всё успел заметить, даже то, что зажал Груя в руке.
— Это наши муравьи! — закричал он, спрыгивая с дерева и догоняя Грую: — Ну-ка, возвращай всех до одного обратно!..
Ничего не поделаешь, Груя разжал кулак, и жадный толстяк смахнул всех муравьев на свою руку. И убежал.
— Чтоб они покусали тебя за твою жадность! И чтоб ты подавился этими муравьями!.. И шелковицей тоже! — кричал ему Груя вдогонку. И вдруг заметил, что не все муравьи перешли к толстяку, один решил остаться с Груей. Это был, наверно, самый добрый муравей. Самый некусачий! Груя осторожно сжимает ладошку и несёт муравья к себе домой, думая о том, что этот муравей вполне мог видеть его дедушку и даже ползать по его шее и плечам, — переползать с одного дедушки на другого… Значит, муравьи ничьи, муравьи общие! Это хорошо, что общие!
