Евгений Кукаркин
Кто же я?
Написана в 1996 г. Приключения.
ПРОЛОГ.
До чего же дурацкая местность. Ни деревца, ни кустика. Только хмурое небо, серая земля, с наваленными беспорядочно камнями и редкие пятна ягеля, выглядывающие среди камней.
- Вставай, Валенок.
Так обзывает меня дядя Иван, брат моего отца, который по блату, как летчик, привез на своем вертолете в этот глухой угол.
- Бери вещи, вон яранги.
Яранги я не увидел, но увидел дымы за холмом. Дядя Иван взвалил на себя рюкзак, баул и двинул в сторону дыма. Взяв свой тощий чемодан, я поплелся за ним.
С холма открылся объемный вид. Серый, чугунный океан создавал белую кромку у темного берега. Несколько грязных шатров, с ровными столбиками дыма над ними, сгруппировались на возвышенности. Все, одинаково одетые фигуры людей, стоящих у шатров, были обращены лицами к нам. Неуверенно тявкнула собака и ее короткий звук продолжила разноголосица собачьего лая.
Дядя Иван ткнул рукой в сторону людей.
- Что-то я не вижу яранги шамана.
Он торопливо пошел к шатрам и выкатившейся, шумной своры собак.
Дядю узнали все, даже собаки. Несколько из них, стали высоко подпрыгивать, чтобы лизнуть его лицо. Дядя отбивался от них баулом и они успокоились, когда подошел первый улыбающийся человек и крикнул на них.
Меня все игнорировали.
Вокруг дяди образовался плотный кружок, бесконечно задающих вопросы, людей. Второй круг, менее плотный с разрывами, составляли собаки. Я стоял за этими двумя кругами и с любопытством оглядывался вокруг. Вдруг дядя очнулся.
- Эй, Валенок, иди сюда.
Мне попалась на пути, полулежащая на спине, собака, которая с удовольствием чесала задней ногой возле своего уха. Она на меня посмотрела таким взглядом, что я понял свою полную непригодность в этом мире. Собака демонстративно медленно поднималась и, потом, отошла. Люди расступились передо мной.
- Знакомьтесь, - сказал дядя. - Это Андрей, племяш мой. Хочу его у вас оставить.
Квадратные лица, с маленькими щелочками раскосых глаз, пристально изучали меня.
- Ваня, - обратился к дяде старик, судя по редкой, седой бороде, - А что значит племяш?
- Сын моего брата.
- А что значит, Валенок? - не унимался тот же голос.
- Валенок - это обувь такая, сделана из войлока. У нас по русскому обычаю, иногда называют так непутевых людей.
Головы дружно закивали, как будь то чего поняли.
- Болен у меня племяш. - продолжал дядя. - Привез его к шаману. Хочу, чтоб он его полечил. Тамошние врачи, - он кивнул в сторону бугра, за которым мы приземлились, - уже не могут его лечить. А где Вылка? Я его чего-то не вижу?
- Шаман к оленям уехал. Дед Богхун умирает, вот шаман его и наставляет в другой путь, - ответил старик.
- Когда он будет?
- Как олени тронуться на новые места, так он здесь и появиться.
- Ага, - глубокомысленно протянул дядя. - Так кто его возьмет? - и он ткнул пальцем в меня. - Я сейчас ведь улетаю на материк, обратно.
- Давай ко мне, - заявил старик. - Нас в яранге двое.
Все лица заулыбались мне, а стоячие собаки даже завертели хвостами, в знак того, что берут в свою компанию. Дядя, вместе со мной, в окружении местных людей и собак пошли к яранге старика.
В центре большого, почти черного, шатра, горел костер, над которым раскачиваясь булькал котел. Дым неправильными струями зарождался над пламенем и неохотно сужался и полз в центральную дырку шатра. У стен яранги, помимо нар, стояли четыре бочки и плохо сколоченный стол, валялись вороха одежды, несколько ружей и два сундука. Пахло отвратительно. Запах дыма перемешивался с запахом пищи, кожи, не мытого человеческого тела и параши.
- Ну вот, Андрей, твое место.
Дядя скинул рюкзак и бросил баул на нары.
- Хозяин здесь хороший. Зови его дед Саша. Они все здесь крещеные, поэтому не удивляйся русским именам. Так ведь дед?
- Да, да. Зови Сашей.
- А это хозяйка. Баба Надя.
У стола сидела седая бабка с черными усиками над губой. Она затягивалась из длинной трубки и дымила, как самовар.
- Ну я пойду, Андрей, пока.
Дядя обнял меня и пошел на выход из шатра.
- Дед, проводи меня. Там я кое-что привез. Надо сюда принести.
- Пошли, Ваня, пошли.
Они ушли и мы остались в яранге с бабкой. Она молчала, дымила и смотрела на меня. Я так устал от дороги, что присев на нары, вдруг, увидел как расплывается и размывается бабкино лицо и я проваливаюсь куда-то, глубоко в темноту...
Проснулся я от жары. Ворох одежды из шкур, был наброшен на меня. Через раздвинутый полог шатра смотрело ясное утро. Бабка сидела, как и вчера и также тянула трубку. Дед, сидя на нарах, обтачивал клык моржа.
- Однако, ты долго спишь, - заметив, что я зашевелился, сказал дед.
- Я сейчас.
Я вылез из под одежды и выполз на свежий воздух.
Краски природы, от солнца изменились. Все стало светлей и ярче. Даже свалка банок у каждой яранги, поражала своей цветностью наклеек. Я справил нужду и почувствовал, что в общем-то жить можно. Погуляв по побережью, я вернулся в ярангу. В ней ни чего не изменилось. Бабка сидела и дымила, дед строгал кость. На столе стояла миска, накрытая полотенцем.
- Иди поешь, - вдруг прорезался у бабки охрипший, мужской голос.