Журналист Андрей Гедройц, красивый и застенчивый человек, не был широко известен в Москве, но и не слишком жаждал славы. Его запросы были скромны, он сочинял фельетоны и публиковал их в газетах, получая небольшие, но постоянные гонорары. Гедройц вел размеренную неторопливую жизнь, далекую от неурядиц быта, вполне успокоенную миром слов. В последние годы он был избавлен судьбой от каких-либо мучительных переживаний, и самым большим огорчением для него был невежливый вопрос, который иногда задавали ему: «Гедройц, вы еврей или немец?» Сам он точно не знал своего происхождения и ограничивался тем, что считал себя русским интеллигентом.
Однако в последнее лето века одолела его тоска. То ли подействовала особая атмосфера переломного во всех отношениях года, то ли наступил злосчастный кризис среднего возраста, но только Гедройц вдруг отяготился своим обычным существованием. Его повседневная жизнь была однообразна и, по сути, бессмысленна. Она текла от завтрака к ужину, ото сна ко сну — без цели, без внутреннего движения, без результата.
И он стал всё больше задумываться о том, что нужно что-то изменить, уйти от привычного быта и уклада жизни. Ему хотелось совершить что-нибудь яркое — но что он мог сделать? Все его умения сводились к способности выражать свои мысли на бумаге, и постепенно он осознал, что пришло время сочинить ему наконец что-нибудь серьёзное — не роман, так хотя бы повесть. Он решил, что тема будет значительная и волнующая. Но какая? Ему пришло в голову, что это должен быть исторический жанр. «Наш народ ведь помешан на истории, книгу обязательно будут читать», — думал Гедройц и перебирал возможные исторические сюжеты.
Как-то, рассматривая старые семейные фотографии, он увидел довоенный ещё портрет своего родного деда, пропавшего без вести под Сталинградом. И Гедройц неожиданно для себя почувствовал, что вот об этом, о Сталинградской битве, и нужно писать книгу. Он понял, что это его долг — перед дедом, перед своей семьёй. И стал собирать материал, засел за изучение военных книг, научных и художественных. А чем больше находил сведений, деталей, гипотез о битве, тем меньше понимал, что же в действительности происходило тогда в Сталинграде.
Гедройца заинтриговал один вопрос, который показался ему непраздным: а в чём, собственно, была причина и смысл этой битвы? Зачем вдруг Гитлер отвел войска от Москвы и направил их на юг, к Каспийскому морю? Причём это были лучшие войска, бравшие до этого Париж и Варшаву. У историков он, конечно, находил самые логичные объяснения, всё чётко укладывалось в стратегический военный план немцев, в их стремление выйти к запасам нефти. Но что-то мешало Гедройцу полностью с этим согласиться, как будто нечто важное было упущено в объяснениях учёных.
Постепенно он приходил к убеждению, что не было никакого стратегического повода гибнуть миллионам солдат в ожесточеннейшей схватке за этот довольно далекий участок боевых действий, в тысячах километров от Кремля. И почему русские войска столь самоотверженно, как что-то самое дорогое, защищали Сталинград? Однако же советское командование бросило все силы на осуществление оборонительной операции. Нет, что-то скрывается за всем этим. Что-то очень важное тянуло Гитлера туда. С чего он взял, что Москва — голова, а Сталинград — сердце России? Гедройц посмотрел на карту, на сердцевидную форму Волгоградской области.
Ему становилось ясно: Гитлер не собирался переходить через Волгу. Даже просто переправить войска через эту реку практически невозможно. Кроме того, немцы строили множество явно оборонительных сооружений, очевидно, готовясь всеми силами удерживать захваченный город, а не идти дальше к какой-то там нефти.
![Филофиоли [семь рассказов]](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
