Захваченный в плен под Одессой в сентябре сорок первого года солдат германского вермахта сказал на допросе: «Партизаны — это вторая советская армия, которую мы не видим, но которая не дает нам жить».[1] Эти слова не были преувеличением; несколько месяцев спустя командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Гюнтер фон Клюге пришел к аналогичному выводу. «Непрерывное усиление групп противника за линией фронта группы армий и связанный с этим рост партизанского движения во всем тыловом районе принимают настолько угрожающие масштабы, что я со всей серьезностью должен обратить внимание на эту опасность, — писал фон Клюге в отправленной в Берлин докладной. — Необходимы безотлагательные действия крупными силами, чтобы своевременно ликвидировать эту опасность…»[2]
Ликвидировать партизанскую опасность немцам так и не удалось; советские партизанские отряды непрерывно росли и множились, нападали на вражеские гарнизоны, проводили дерзкие рейды, взрывали идущие к фронту эшелоны. Нам, сегодняшним, трудно даже представить героизм советских партизан. Одни из них были красноармейцами, другие — гражданскими, никогда прежде не бравшими в руки оружия, третьи — более или менее подготовленными сотрудниками спецслужб, но все они вели свою борьбу в нечеловечески тяжелых условиях. В окружении германских гарнизонов, под ударами специально формировавшихся охранных батальонов и отвлекавшихся с фронта частей вермахта, многократно превосходящих их по численности и вооружению, партизанские отряды не только выживали, но и наносили противнику чувствительные удары. Они действовали в неизвестности, не зная, как обстоят дела на фронтах; лишь иногда им удавалось поймать позывные Москвы или принять с «Большой земли» самолет с боеприпасами и советской прессой. Они почти не имели оружия — кроме того, которое им удавалось добыть у врага и которого, как и медикаментов, катастрофически не хватало. Там, где оккупационный режим был особенно жесток, там, где немецким властям удавалось привлечь на свою сторону часть населения, у советских партизан и диверсантов порою не было и еды. Воевать в германском тылу было так нечеловечески тяжело, что когда летом 1942 г. командир партизанского отряда Василий Захарович Корж впервые встретился с прилетевшим из-за линии фронта представителем «Большой земли», даже он, матерый диверсант, воевавший в Гражданскую войну, партизанивший в начале двадцатых на территории Польши и в тридцатых — в Испании, не удержался от слез.
Но партизаны не сдавались и вели борьбу. Борьбу, которая стала наглядным свидетельством несломленного народного духа, давала пример населению оккупированных областей и, пусть совсем немного, по чуть-чуть, приближала Победу. Когда на землю, на которой жили твои предки, живешь ты и будут жить твои дети, вторгается враг, иного выбора, чем взяться за оружие, не существует. Так было в 1708–1709 гг., когда украинские крестьяне уничтожали шведские разъезды и отставшие отряды; так было в 1812 г., когда в тылу «Великой армии» Наполеона бушевало пламя народной войны; так было и в годы Великой Отечественной. Вместе с войсками на фронте партизаны тоща опровергли надежды врага не то, что Советский Союз — колосс на глиняных ногах, что советский строй чужд населению нашей страны. Партизанские отряды и диверсионные группы стали возникать уже в первые дни войны, когда в советским обществе были живы надежды на быструю победу; они появлялись в страшные месяцы лета и осени 1941 года, когда, казалось, ничто не могло сопротивляться мощи покорившего Европу вермахта; они образовывались и дальше, до тех пор, пока враг был не изгнан с родной земли. Размах же деятельности партизан был таков, что впоследствии партизанство стало восприниматься на Западе как один из элементов специфического советского стиля ведения войны. В изданной Департаментом армии США брошюре «Советское партизанское движение» прямо отмечалось: «Тот, кто сейчас составляет военные планы, готовя оперативную кампанию или оккупацию захваченной территории, должен изучать как советский опыт организации и использования партизанского движения, так и немецкий опыт борьбы с ним».[3]
Неудивительно, что за прошедшие после окончания Великой Отечественной войны десятилетия деятельность советских партизан исследовали более чем подробно. Одних интересовал феномен народного партизанского движения; других — методы партизанской войны; третьих — способы, которыми нацисты пытались подавить партизанское движение. Обо всем этом были опубликованы десятки монографий и сотни статей.
Однако ключевая проблема так и осталась неисследованной.
Какова была организационная структура советского партизанского движения?
Кто и как управлял партизанами?
Правильный ответ на эти вопросы не удалось получить ни спецслужбам Третьего рейха, ни многочисленным отечественным и зарубежным историкам. Причина их неудач — в чрезвычайной изменчивости и дробности системы управления советскими партизанами. В организации и управлении партизанским движением принимали участие и партийные структуры, и органы НКВД-НКГБ, и военная разведка, и армейские политотделы, и особые отделы фронтов и армий. То тут, то там возникали специальные органы, ответственные за руководство партизанской борьбой; некоторые из них вскоре исчезали, другие — реформировались до неузнаваемости. Конечно, и в этом управленческом калейдоскопе можно разобраться — если вооружиться терпением и документами.
