Сказал также Иисус ученикам Своим: невозможно не придти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят: лучше было бы ему, если бы мельничный жернов повесили ему на шею и бросили его в море, нежели чтоб он соблазнил одного из малых сих.
Евангелие от Луки, 17:1,2
Начало августа 2000 года.
Окрестности г. Н-ска.
23 часа 30 мин.
– Наша новая картина, дорогой, принесет тебе всемирную известность! – проворковала крашенная под блондинку Эмма Черкашина, поглаживая волосатую руку пятидесятилетнего толстобрюхого мужчины с пройдошливым, но глуповатым лицом.
Алексей Васильевич Дергачев (так звали мужчину) самодовольно хмыкнул. Крупный предприниматель, долларовый миллионер, сколотивший огромное состояние на вывозе из страны цветных металлов, Дергачев недавно увлекся кинематографом и финансировал съемки уже второго фильма. Правда, отнюдь не из страстной любви к искусству. Все обстояло гораздо проще. Дело в том, что нешибко грамотный, вышедший из среды обычных спекулянтов, Алексей Васильевич терзался свирепым комплексом неполноценности, а посему изо всех сил стремился быть принятым на равных в «высшем обществе». Выплыв на мутной волне постперестроечных «реформ» в первые ряды отечественных нуворишей, Дергачев зачастил на богемные тусовки. Отдавал львиную долю свободного времени общению с неряшливыми «модерновыми» художниками, лесбийского вида поэтессами, с осовевшими от пьянства или наркотиков «бардами». Но… природная хитреца подсказывала коммерсанту: «творческие личности» хоть и улыбаются умильно, принимая дергачевские подачки, хоть и не скупятся на комплименты, однако в душе глубоко презирают «неотесанного мужлана». Данное обстоятельство повергало Алексея Васильевича в уныние, граничащее с тяжелой депрессией. Он совсем было отчаялся, как вдруг на одном из «великосветских» вечеров (больше похожем на шабаш нечистой силы) познакомился с известным биоэнергетиком[1], тридцатилетней Эммой Арнольдовной Черкашиной. Фигуристая, зеленоглазая, сладкоречивая бабенка пришлась по вкусу стареющему буржуа. Алексей Васильевич с ходу вручил ей увесистую пачку долларов на «научные изыскания», и в ту же ночь они стали любовниками. Эмме, в свою очередь, тоже понравился щедрый спонсор (пусть и приблизившийся вплотную к порогу импотенции). Черкашина решила приручить богатого «папика» всерьез и надолго. Являясь неплохим психологом, она быстро определила причину потаенной грусти, часто мелькавшей во взоре Дергачева, и посоветовала ему стать генеральным продюсером «элитарного фильма для избранных».
– Тогда, милый, вся эта сволочь мигом перестанет нос задирать! На колени перед тобой попадает, зад вылизывать начнет! – убежденно заявила госпожа биоэнергетик. Немного поколебавшись, Алексей Васильевич все-таки поверил, выложил необходимую сумму, и Черкашина развила бурную деятельность: собственноручно состряпала сценарий, наняла актеров, музыкантов, лично подобрала декорации и даже успешно дебютировала в качестве режиссера-постановщика. В итоге на свет появилась супермодернистская мелодрама под названием «Голубая печаль», повествующая о взаимоотношениях двух любовников-педерастов. Престарелого и несовершеннолетнего. В перерывах между случками оба извращенца нюхали кокаин, разглагольствовали о высоких материях, плакались на непонимание со стороны окружающих, на «биологическую жестокость» русского народа (в основной массе не жалующего педиков), а в финале, взявшись за руки и облобызавшись напоследок, сиганули вниз с крыши пятнадцатого этажа под тоскливые завывания известного певца-гомосексуалиста.
Эмма оказалась права. В определенных кругах «Голубая печаль» вызвала целый шквал восторга, и богемная сволочь стала смотреть на Дергачева с нескрываемым уважением. Более того – свежеиспеченный «шедевр» удостоился безудержных похвал в некоторых специфических печатных изданиях и занял первое место на одном из «элитарных» кинофестивалей. Успех окрылил Алексея Васильевича. Комплекс неполноценности бесследно испарился. Теперь Дергачев расхаживал по «высшему обществу» с гордо задранным подбородком. Черкашина же не собиралась останавливаться на достигнутом. Эмма задумала снять картину вообще сногсшибательную, густо перемешав секс, кровь и оккультизм. Сценарий родился в считаные дни, а одуревший от славы «папик» отстегнул «деньгу», не колеблясь ни секунды…
В настоящий момент Черкашина с Дергачевым устроились на двухместном шезлонге под ветвями старого раскидистого тополя и совместно наблюдали за установкой последних декораций к одной из заключительных сцен мистически-эротического триллера «Нежные объятия Лилит[2]».
Действо происходило в обширном загородном поместье Алексея Васильевича, используемом, по предложению хозяина, в качестве основной съемочной площадки. Невзирая на поздний час, во дворе вовсе не было темно. Совсем напротив. Мощные прожектора, укрепленные на фигурных балкончиках четырехэтажного дергачевского особняка, заливали окрестности ярким светом.
Между тем приготовления подходили к концу. Рабочие врыли в землю неподалеку от крыльца чугунную ванну, набросали вокруг сорванные ветки. Технический директор Равиль Гафаров вытащил из сарая упирающегося трехмесячного теленка. В больших, влажных глазах животного застыл панический ужас. Эмма упруго вскочила на ноги и пальцем поманила столпившихся чуть поодаль актеров.
