…….. с самого утра все приметы говорили, что день будет неудачным. Завтракая, Иван, потянувшись за маслом, зацепил случайно локтем чашку. Она перевернулась, и горячий чай плюхнулся ему на семейные трусы.
— Сука! Ой, как мне больно, — взвыл Селезнев, словно раненый бизон. Он вскочил из-за стола, и запрыгал по кухне, оттягивая резинку, придавая к обожженному месту приток свежего воздуха.
— Трусы чистые там, на веревке висят, — сказала спокойно, его жена Анюта, продолжая утреннее застолье. Она давно смирилась с тем, что ее муж был каким-то семейным недоразумением. Не смотря на то, что он работал в районном отделе сыскарем и считал себя профессионалом, в простой жизни это был большой ребенок, который встал на путь постижения науки бытия.
— А ты, знаешь, что я себе ошпарил? — заорал он через открытую дверь.
— Что же ты Селезнев, мог такое ошпарить, чего я не знаю, — спросила Анюта. — Неужели у тебя там, еще что-то осталось? Для меня это новость…
— А ты, что Анька, сомневаешься?
— А ты, мне не оставил выбора в этом не сомневаться. Я уже месяц слышу только одно:-«отстань, я устал». Это Бог, наказал тебя за то, что ты не умеешь пользоваться тем, что он тебе дал, для сохранения семьи, — с ехидством сказала Анюта, продолжая трапезу.
— А вдруг у меня ожог второй степени, — сказал Иван, присаживаясь рядом. — Мне почему-то чертовски больно. Потом пойдут водянистые пузыри. Они лопнут и…
— Рот не надо было разевать, — перебила она его, — Я удивляюсь, как ты, служил на флоте, если даже по земле ты ходишь, как пьяный. Тебя Иван, почему-то всю жизнь болтает.
— Это потому, что я постоянно работаю мозгом. Я анализирую и логически подчиняю себе ситуацию.
— Лучше бы ты, работал тем, что обварил себе, — сказала Анюта, и встав из-за стола, швырнула Селезневу на колени льняное полотенце.
Селезнев улыбнулся, и, уже забыв о пролитом на яйца чае, с головой ушел в смакование «Геркулеса», который Анька варила ему каждое утро, опасаясь за его здоровье.
Весть о смерти отставного майора Афанасьева, ударила по голове, словно обухом. Иван во главе опергруппы прикатил на место вызова уже через пять минут.
— Ой, какое у нас горе Иван Васильевич, Александра Петровича убили. Там ужас что творится.
Сердце Ивана оборвалось. До последнего момента он думал, что это ошибка, но это была реальность, от которой было не уйти. Он лично знал отставного майора Афанасьева. Было трудно предположить, что этот тихий и добропорядочный верующий в Бога человек мог кому-то перейти дорогу или стать объектом преступного посягательства.
Что случилось Клавдия Михайловна, — спросил Селезнев, проходя в дом.
— Ну, я как обычно молоко принесла майору. Стучу в окно, а он не выходит, — сказала баба Клава вытирая платком сопли.
— Ну а дальше! Дальше можно?
— Ой, горе то какое…
— Дальше, что было, — спросил Иван, чувствуя, как нервные клетки начали погибать целыми полками.
— Ну, так я подошла к двери. Двери открыла. Вошла в хату, а там это, — еле договорила бабка начиная снова плакать.
Капитан остановился около двери, и чтобы отвлечь пожилую женщину от рыданий сказал:
— Эти двери?
— Да, да эти…
— И что они были открыты?
— Ну, так немножечко. Щелка была. Я глянула, а там ён лежит и кровь на ковре, а в руке стакан.
— Ни чего не трогали Клавдия Михайловна?
— Нет, Ванечка ничего. Только вот я молоко оборонила. Банка моя, там, на пол упала и разбилась.
— Хорошо Клавдия Михайловна, вы свободны, пока. Идите домой успокойтесь, примите валерьянки, сейчас мы все осмотрим.
Иван обернулся и увидев участкового сказал ему:
— Кириллов, допроси Клавдию Михайловну и составь протокол об обнаружении трупа.
— Все сделаю, как положено. — Ответил старший лейтенант, и нежно взяв под локоть бабку, повел ее домой, как приказал Селезнев.
Иван, прохаживаясь по комнате начал диктовать:
— Пиши Щеглов: Труп мужчины сорока-сорока пяти лет лежит в центре комнаты на спине. В правой руке покойного зажат граненый стакан. Левая, откинута в сторону.
— Хрущевский, — поправляет Щеглов.
— Граненый стакан! — утвердительно сказал Селезнев. — Пиши дальше… — Голова покойного в лобной кости между надбровных дуг имеет отверстие округлой формы с характерным налетом порохового нагара — предположительно пулевое. В упор сука стрелял! Пишем дальше. Под головой покойного явно просматривается пятна бурого цвета — предположительно кровь и — а также фрагменты ткани розового цвета. Наверное, мозг. Вероятнее всего, выстрел был сделан в лоб. Приблизительно сантиметров 30–40. Отверстие сквозное. Пуля на выходе, выломала фрагмент затылочной кости с волосистым покровом черепа покойного, который, лежит рядом. Лицо покойного усеяно частицами несгоревшего пороха. Записал?
— Так точно Иван Васильевич — записал.
— Так пиши дальше: На полу разбросаны вещи покойного в виде фотографических открыток и каких-то записей. Иван молча поднял с пола пожелтевший от времени листок и прочитал: — Боевое донесение командира второго взвода РПТР, лейтенанта Василенко Н.В. о безвозвратных потерях второго взвода, четвертой роты, триста сорок третьего мотострелкового полка от 24 мая 1942 года.
