Костя подходит к самому краю крыши и наклоняется вниз. Оттуда, со двора, кто-то швыряет в него снежками, но кто — не понять. Внизу никого не видно.
— Эй, кто балует?
Новый комок снега ударяется в шапку надо лбом и рассыпается по лицу холодной пылью. Слышится знакомое Стёпкино «гы-гы».
— Степурка? Лезь сюда!
Отсюда, с высокой крыши сарая, Косте видно всё село — родное Поречное в зареве зимнего восхода. Снежная пелена на крышах, огородах, улицах мерцает, отражая огнистые цвета морозного неба. Над трубами, едва торчащими из-под снега, чуть колышутся, вырастая всё выше, круглые стволы дымов. В стылом воздухе тишина. Лишь скрип колодезного журавля, хруст снега под чьими-то шагами да теньканье снегиря.
Как далеко видно с высоты! Вон за селом, вдоль речки, курчавится кустарник. В свете зари он какой-то дымно-огненный. Дальше широко-широко искрятся поля. По ним пролёг санный путь. Костя улыбается: ну всё равно как бабы холст раскатали отбеливать! Протянули, может, от самого города Каменска и размахали во все стороны.
Самое широкое полотно пролегло туда, где высится белая церковь с зелёными маковками. Рядом — попов дом, окружённый сквозисто-голыми тополями. Возле церкви — пустое место, площадь, а вокруг неё — двухэтажные дома из толстых лиственниц, на высоких кирпичных фундаментах.
Отсюда разбежались улицы и проулки, где дома сначала добротные, а потом — похуже. А дальше — жилища, что ни домом, ни хатой не назовёшь. Так, мазанки. Тянутся к ним лишь узкие тропки да след салазок. В этом конце села редко в каком дворе есть лошади, а на салазках возят хозяйки воду от колодца. А вон в низинке, недалеко от моста через реку, темнеет домик. Дым из трубы густой, чёрный. Кузня…
— Костя-а-а!
Это кричит Стёпка. Одному внизу ему, видно, надоело. Если бы пришёл раньше, застал бы дружка во дворе. Лезть на крышу сарая Костя вовсе не собирался. Так уж получилось: погнался за кошкой, которая чуть было не съела снегиря. Взлетел одним махом вслед за нею на крышу да и засмотрелся. Всё село враз, да ещё таким красивым, ему как-то не приходилось видеть.
Но нетерпеливый Стёпка снова швыряется снежками.
— Ну, ладно же! — Костя перебирается на другую сторону крыши, съезжает прямо в сугроб и, не отряхиваясь, весь как белый медвежонок, идёт искать «противника».
А тот стоит со снежком в руке, перед сараем, задрал голову и смотрит на крышу — не покажется ли снова Костя.
— Эгей! — Костя прыгает сзади на товарища, сваливает его в снег.
И пошёл перекатываться по двору взвизгивающий, хохочущий ком. Только мелькают длинные уши шапок, запорошённые снегом спины, красные от мороза руки. Вот уж и двора мало. Ребята, догоняя друг друга, выбегают на улицу и здесь, ещё издали, замечают знакомую фигуру.
Кряжистый, чуть сутулящийся человек валко шагает серединой улицы. Через плечо перекинута большая брезентовая сумка, вся в тёмных пятнах от лекарств, к опояске прикреплены свёрнутая верёвка-повал и деревянные лубки. Всю ветеринарную — коновальную — «амбулаторию» несёт на себе Егор Михайлович Байков, Костин отец. Навстречу ему идёт женщина. Приостановилась, поздоровалась уважительно, с поклоном. Егор Михайлович ей также поклонился, сказал что-то и продолжал свой путь к дому.
Ребята быстро отряхиваются, смахивают со спин друг друга налипший снег — Байков-старший баловства не любит.
Не успела за ним закрыться калитка, как дружок снова потянул Костю играть. Но тот не отвечал, настороженно прислушиваясь к далёкому звону поддужных колокольчиков. Стёпка тоже с любопытством повернулся туда, откуда приближался перезвон.
— Кто это, Костя? Бежим смотреть? С бубенчиками едут!.. О, теперь вон где протилилинькало, аж коло церкви…
— Побежали, Стёпка!
…В этот день в Поречное приехали из города Каменска инспектор и учительница. Быстро разнеслась весть: в селе будут открывать школу.
Весть эта ошеломила и ребят и взрослых. До сих пор здесь можно было обучиться грамоте только у отставного солдата, старичка Прокофия. Этот грамотей за меру пшеницы брался в одну зиму научить читать и писать. Ходил к нему и Костя. День, когда он в двух палочках, нарисованных шалашиком с перекладинкой посредине, научился узнавать букву «аз», сделался великим днём в его жизни. А теперь в Поречном будет настоящая школа!
На сходке с мужиками разговаривал инспектор. Он был маленького роста, сух и плоск. Держался очень прямо. Наверное, хотел казаться повыше. Но стоявшие сзади мужики, как ни тянули головы, увидеть его всё равно не могли. Зато голос, неожиданно сильный, властно указующий, слышен был всем.
Мужики услышали от инспектора, что правительство его величества императора и самодержца всероссийского, царя польского, великого князя финляндского и прочая и прочая в своём неусыпном попечении о благе народном решило открыть в селе Поречном школу, дабы не оставался народ во тьме и невежестве.
Уже целый год длилась война. Всё большее значение на войне приобретали артиллерия, различные новые виды оружия. А солдаты не знали даже цифр, какая уж тут артиллерия! Правительство в срочном порядке стало создавать школы в сёлах и деревнях. Не нынче, так в будущем пригодится.