Со стороны могло показаться, что по широкому карнизу, опоясывающему зимний сад, гуляют друзья. Двое бережно придерживают за локти приятеля, немного перебравшего с хмельным, а еще один идет впереди, время от времени широко улыбаясь редким пассажирам, которые без дела слоняются по всему карантину в одиночку, парами или же со всем своим многочисленным семейством.
Малолетний карапуз носится от стены к стене, его ловят две конопатые девицы постарше, а родители, ласково поглядывая на их забавы, медленно шествуют вдоль прозрачной стены, за которой зеленеет растительность зимнего сада. Пронзительный детский крик — старшие сестры наконец поймали карапуза — бьет по ушам, отдается гулким эхом в пустой голове, но при этом разгоняет искристый туман, который мешал связно лепить мысль к мысли. Наконец извилины понемногу очистились от липкой мути, и вскоре я полностью пришел в чувство. Однако продолжал тупо переставлять ноги, мотал в такт шагам головой, при этом лихорадочно соображая, куда меня ведут эти странные похитители.
Сквозь полуопущенные веки я заметил в свободной руке одного из моих конвоиров полосатый цилиндрик универсального ключа, с которым можно попасть в любое помещение, кроме, наверно, санитарного отсека и единственного шлюза с выходом из порта. Успел лишь вяло удивиться неразумности похитителей — силой или хитростью из карантина выбраться еще никому не удавалось. Но после того, как свернули к переходам на трапы, стало, ясно, что движемся мы в противоположную сторону от выхода, а именно — к терминалам.
Ломать голову над тем, кто и зачем меня пытается заполучить, не было ни сил, ни, как я догадывался, времени. Поэтому дождался ближайшего перекрестка, вмазал каблуком моего тяжелого горного ботинка аккуратно в коленную чашечку похитителя, который был слева. А тот, кто держал меня справа, получил локтем в живот, отлетел в сторону и весьма удачно приложился бритой головой к стальному поручню.
Тот, что шел впереди, еще успел сделать пару шагов и только потом обернулся на шум. И увидел мою спину, потому что я рванул назад по переходу изо всех сил. По стенам и потолку тихо зацокали иголки парализатора, и эти звуки сразу же погнали кровь быстрее — страх меня не убивает, а укрепляет. Впрочем, через несколько мгновений в прямом и узком коридоре все равно пришлось бы худо, но мне повезло: перекресток оказался рядом, и я успел свернуть за угол. А потом, выскочив на безлюдную ленту, побежал наверх.
Мне бы только добраться до ближайшей точки связи, и с моими похитителями быстро разберутся. На Урале своих в обиду на дают. Чужие, впрочем, тоже находятся под опекой закона.
Я был уже на середине ленты, когда внизу показался один из преследователей. Не дожидаясь, пока он догонит меня или всадит в спину пару усыпляющих игл, я ухватился за поручень, рывком перекинул тело на соседнюю ленту, ведущую к постам контроля, и, шумно отдуваясь, снова заработал ногами.
Вроде оторвался. Расклад такой: двоих оставил в коридоре, третий безнадежно отстал. Лента, скрипнув, пришла в движение, и я позволил себе немного сбавить темп, чтобы перевести дыхание. Там, наверху, в любое время есть дежурные, охрана, санитары. Закон и порядок.
Пучок разноцветных лент подъемников расползался во все стороны, но сегодня почти все они были обездвижены. А не далее как позавчера здесь гудела многоголосая толпа с «Джихангира», и я среди них терпеливо двигался на неизбежную встречу с ласковыми врачами карантина...
Пестрая толпа пассажиров быстро рассекалась на потоки мягко шелестящими подъемными лентами. Некоторые из прибывших оживленно переговаривались. Другие вертели головами по сторонам, явно любуясь разноцветными полосами транспортеров, гроздьями бронзовых светильников, парящих, словно тяжелые птицы, над головами. На соседней ленте поднимались трое в синих тогах — неразличимые лица с намертво приклеенными улыбками выдавали в них пасторианцев, невесть какими судьбами занесенных в наши края. С криком и смехом проехала большая семья, дети висли на родителях, теребили их, какой-то шустрый малыш пытался вскочить на поручень, но был вовремя пойман дородной мамашей. За ними пристроилась высокая тощая фигура, в которой легко угадывался мой соплеменник: ушастая шапка с начесом выдавала охотника с Разваленных гор. Он угрюмо смотрел себе под ноги. Наверно, и ему не по душе коротать время со всеми, пока контрольные службы будут выяснять, нет ли в наших организмах какой-либо смертоносной гадости. В отличие от веселых путешественников, впервые посетивших наш гостеприимный мир, скукотищу вынужденного отдыха мы испытывали не раз.
Доброй работе — добрый отдых, так любил говаривать мой дед, прикладываясь к большой кружке с домашним вином. Белая, в нехитрый зеленый горошек, полустертый пальцами и временем, кружка переходила из рода в род чуть ли не со дней первопоселенцев, но споткнулась о мое поколение. Вернее, споткнулся я, маленький и весьма неуклюжий ребенок, а тяжелое фаянсовое диво вылетело из моих рук и оказалось на столе в виде двух половинок, и белая скатерть сразу превратилась в красный флаг карантинной службы.
