Я вступил во владение домом моего двоюродного брата Абеля Харропа в последний день апреля 928 года, когда всем уже стало понятно, что сотрудники кон торы шерифа в Эйлзбери либо не способны, либо не желают как-либо объяснить его исчезновение; я, следовательно, был полон решимости предпринять собственное расследование. Для меня это скорее было делом принципа, нежели родственных чувств, ибо брат мой всегда был несколько в стороне от остальных членов семьи: еще с ранней юности он имел репутацию человека со странностями и впоследствии никогда не делал попыток ни навещать всех нас, ни приглашать нас к себе. Его непритязательный домишко в отдаленной долине в семи милях от поворота на Эйлзбери, если выезжать из Аркхама, также не способен был вызывать к себе какого-то особенного интереса у большинства из нас, живших в Бостоне или Портленде. Я хочу, чтобы все это стало понятным, единственно лишь для того, чтобы моему приезду и поселению в этом доме никоим образом не приписывали никаких иных мотивов.
Домик Абеля, как я уже сказал, был весьма непритязателен. Его выстроили так, как обычно строят дома в Новой Англии – большое количество их можно видеть в любой деревушке к здесь, и чуть дальше к югу. Это такое прямоугольное здание в два этажа, с закрытой верандой позади и открытой впереди, чтобы завершить прямоугольник. Открытая веранда некогда была надежно защищена от непогоды раздвижными ширмами, но теперь все они рассохлись и прохудились, и вся конструкция несла на себе печать запустения. Однако сам деревянный дом оставался достаточно аккуратным: стены покрасили в белый цвет меньше года назад, еще до исчезновения брата, и краска держалась настолько хорошо, что домик казался совсем новым – если не считать веранды. Справа от него находился дровяной сарай, а рядом коптильня. Неподалеку был также открытый колодец с навесом и воротом, к которому на цепи было подвешено ведро. Слева от дома располагались более удобная водоразборная колонка и два сарайчика. Поскольку брат мой не занимался сельским хозяйством, никаких помещений для животных не было.
Внутри домик оставался в хорошем состоянии. Брат явно следил за тем, чтобы все было в порядке, однако мебель выцвела и износилась все равно, поскольку досталась ему в наследство еще от родителей, умерших лет двадцать назад. В нижнем этаже была небольшая тесная кухонька, выходившая на заднюю веранду, старомодная гостиная несколько больших размеров, чем обычно, и комната, судя по всему, раньше служившая столовой, но впоследствии Абель переделал ее под кабинет, и теперь она вся была завалена книгами: они лежали на грубых самодельных полках, в ящиках, на креслах, секретере и столе. Даже на полу были стопки книг, а одна раскрытой лежала на столе, как и тогда, когда Абель исчез: в суде Эйлзбери мне сказали, что с тех пор в доме ничего не трогали. Второй этаж был, по сути дела, чем-то вроде мансарды: во всех трех крохотных комнатках были скошенные потолки. Там размещались две спальни и кладовка, и в каждой лишь по одному окошку, ведущему на скат крыши. Одна из спален находилась над кухней, другая над гостиной, а кладовая над кабинетом. Тем не менее, было непохоже, чтобы брат занимал какую-либо из этих спален: судя по всему, он пользовался кушеткой в гостиной, и, поскольку диванчик этот был необычайно мягок, я тоже решил спать здесь. Лестница на второй этаж находилась в кухне, что, конечно, лишь способствовало тесноте помещения.
Обстоятельства исчезновения моего двоюродного брата были очень просты, что может подтвердить любой читатель, помнящий пространные газетные отчеты об этом деле. Последний раз Абеля видели в начале апреля: он покупал пять фунтов кофе, десять фунтов сахара, немного проволоки и несколько больших сетей. Четыре дня спустя, седьмого апреля, проходивший мимо его дома сосед не увидел дыма из трубы и решил, несмотря на некоторое нежелание, зайти. Брата моего соседи, очевидно, не очень жаловали – он был по своему характеру угрюм, и те старались держаться от него подальше. Но поскольку седьмого было холодно, отсутствие печного дыма настораживало, и Лем Джайлз подошел-таки к двери и постучал. Ответа не последовало, и он толкнул дверь: та была не заперта; и он вошел внутрь. Дом стоял пустым и холодным; лампой на столе в кабинете пользовались, и, по всей видимости, она погасла со временем сама. Хотя Джайлз и счел это весьма странным, он никому ничего не сообщал, пока еще три дня спустя, десятого числа, снова проходя мимо в сторону Эйлзбери, не зашел в дом по той же самой причине и не обнаружил там совершенно никаких изменений. На сей раз он рассказал об этом владельцу лавки в Эйлэбери и получил совет доложить шерифу. С большой неохотой он так и поступил. Помощник шерифа приехал в дом моего двоюродного брата и обследовал все вокруг. Была оттепель, и никаких следов нигде не нашли – снег быстро стаял. И поскольку не хватало лишь половины того количества кофе и сахара, которое брат обычно покупал, то предположили, что он пропал примерно через день после своего приезда в Эйлзбери. Были обнаружены некоторые странности; они и сейчас присутствовали в виде кипы сетей, наваленной на кресло-качалку в одном углу гостиной – того, что брат собирался что-то делать с этими сетями; но, поскольку из сетей такого типа рыбаки на побережье у Кингспорта делают кошельковые неводы, его намерения остались туманны и загадочны.
