— Не трогайте, это опасно… — Томмс отбил вверх руку профессора.
Станков с недоверием присмотрелся к серому камню, возвышающемуся над скользкими губчатыми мхами цвета ржавчины. Его взгляд обежал синюю, пузырящуюся поверхность болота и уперся в понурые густые заросли, окружавшие долину.
— Эта каменная глыба? — Он неуверенно повернулся к вездеходу. — Но ведь это обычный сланец.
— Конечно… сланец-поганец… — Томмс стоял, положив руку на рукоять висевшего у бедра излучателя, и, казалось, к чему-то принюхивался. Сланец-поганец… — Он ходил по болоту и прислушивался к чему-то, что заставляло подрагивать кустики мха. — Минимум пять тысяч вольт… С пяти тысяч вольт начинается напряжение, которое дает этот камешек, натуральный разрядник, — лицо его побледнело. — И меньше не бывает, даже в дождь, а дождя тут давненько не было, настолько давно, что меня это не на шутку тревожит!..
Адамс, опершись на приоткрытый люк, замерял концентрацию излучаемого болотом потока ионов. Результаты ему явно не понравились — он зло захлопнул крышку датчика, показал в сторону гор и сказал:
— Не везет тебе, проф, погорели наши планы. Через несколько минут начнется карусель, бежим!!!
— И побыстрее! — Томмс бесцеремонно подтолкнул Станкова к люку. — Чтобы не было с тобой хлопот…
— Это так страшно? — Профессор неохотно влез в свой гамак. — Стоит ли пугаться какого-то дождя… и за каким чертом эти путы?
Сопя от напряжения, Томмс втиснул экзобиолога в переплетение эластичных захватов и тяжей.
— Счастливы те, кто не знают истины, — сказал он, заползая в такую же сетку; лицо его было испуганным. — Готовы! — крикнул он, обернувшись.
Герметические переборки системы биологической защиты, урча поршнями, захлопнулись, разделив вездеход на несколько автономных отсеков.
— Только под себя не делать, сменного белья у нас мало, — раздался из интерфона голос командира группы Калины.
— О чем он? — Спутанный профессор с трудом повернул голову к Томмсу.
— Мать-Земля, неужели тебе ничего не растолковали перед высадкой? Сержант, обычно собранный и улыбчивый, сейчас дрожал всем телом, по лицу у него ползли крупные капли пота.
— Говорили, что это единственная планета, где живое и мертвое сплелось для экзобиолога в гордиев узел.
— Идиоты! — пытаясь побороть страх, Томмс строил гримасы, рассмешившие профессора.
— Ты выглядишь так, словно с тебя сейчас живьем станут обдирать кожу, Станков позволил себе улыбнуться. — Что, этот дождь в самом деле такой страшный?
— К черту, поговорим, когда распогодится! — крикнул Томмс, и в тот же самый миг экзобиолог протяжно завыл, словно сирена «Титаника» перед самым столкновением с айсбергом.
— Это только увертюра, — выдавил сержант, плюясь слюной во все стороны. — Подожди финала, браток, и приготовь легкие, чтобы спели на «бис»…
Оба, скрученные ужасной болью, разразились истошными воплями людей, которых пожирает заживо медведь.
— Это… меня убьет… — простонал экзобиолог, чувствуя, как набухает потом его белье.
— К сожалению… нет… — Голос сержанта прервался, на смену ему пришли мрак и невыносимый грохот молота, колотившего что есть мочи по наружной обшивке вездехода.
Все вибрировало, тряслось и голосило. Мертвые металлические и пластиковые детали вездехода вдруг ожили голосами механических жалоб, словно старались выплакать свою боль разрушавшейся, пытаемой кристаллической сети. В этом ужасном, нарастающем крещендо визга и скрежета тысячи скребущих стекло ножей голоса людей стали лишь блеклым эхом подлинной оргии воплей и дребезга, издаваемых вездеходом. А потом настала тишина. Может быть, она была даже горше, чем тот адский рык, который им суждено было услышать. Душная и горячая тишина. Глотки людям стиснула стальная лапа перегрузки. Они не дышали, не стонали, не в состоянии были уловить стук собственного сердца. Словно погружены были в застывающий расплавленный свинец, обжигавший и раздавливавший одновременно… а когда думали уже, что это конец, агония, — тишина с хихиканьем уступила место братцу шуму, обычному шуму. Вспыхнула аварийная лампочка.
— Что это было? — Экзобиолог глубоко вздохнул.
Хотя физически он был едва ли не раздавлен, с психикой все обстояло хорошо, даже чересчур.
— А кто его знает! — Томмса вырвало. — Официально это называют молекулярным резонансом, неофициально — дискотекой святого Витта. И всегда это связано с дождем.
— А экранировать это нельзя? — Станков перевесился через край гамака и последовал примеру Томмса.
— Конечно, можно — километровой толщей скалы или бегством на стационарную орбиту, где кружит «Гефест», — в открывшемся люке стоял Калина, поддерживая Адамса.
— Ну вы тут и напаскудили… — брезгливо сказал он, поскальзываясь, прошел к креслу и осторожно положил на него пилота.
— Шок? — Томмс дрожащими пальцами — пытался распутать сеть, в которую был упакован.
— Хуже. Выпал из гамака, — Калина задумчиво посмотрел на профессора. Как профессор по внезапным формам жизни вы должны разбираться и в людях… — начал он медленно.
— Я не врач, не хирург, — Станков с беспокойством отметил, что левая рука пилота безжизненно повисла, а комбинезон неестественно бугрится над предплечьем.