С мостика флагманского крейсера мир выглядел другим.
Стоило вглядеться, как становился реальностью, перед которой если и можно было стоять, то лишь обнаженным. Таким, каков ты есть. Не от рождения — за миг до смерти, когда уже больше ничего… только ты…
А еще он был ранимым. Как может быть ранимо лишь сердце матери, беззащитное перед своими детьми.
Странные мысли. Не вообще странные, а именно для него. Но они были, как и растекающаяся желто-оранжевым пятном Лаймэ, похожая на забытый кем-то мячик Самариния… Точки орбитальных баз…
— Отдаш мне эскадру первого удара?
Раздавшийся голос неожиданностью для Джориша не стал. Если только вопрос…
— Торопишь события, — ровно ответил он, но внутри вздыбилось…
Люди меняли их, став ядом, перед которым пасовали тысячелетние настройки.
Жажда вместо умиротворения. Стремления вместо…
Он лгал… Сам себе!
Люди действительно меняли их, возвращая тех, кем они когда-то были.
— Слышу зов, — сместил акцент Валентир. Не в словах сместил, в том, что осталось короткой, но острой паузой. — Она говорит, что мое место там.
— Этот путь может стать последним, — попытался предостеречь Джориш. Знал, что такие решения неизменны, но…
Свои дети оказались чужими. Матео, связанный одной кровью, предал. Остался только Валентир. Бывший ученик, единственный друг…
— Мое семя не пропадет для этого мира, — показалось, что беспечно откликнулся Верховный.
Сделал шаг… не вниз, куда вели ступени, вперед, к той безбрежности, что расспласталась на большом обзорном экране.
Обернулся, в движении скидывая капюшон… В глазах не было безумия, только вера. В ту, что назвал своей Судьбой!
— Ты ведь тоже… слышишь! — закрыв их от экипажа плотной сетью защитного поля, вдруг произнес Валентир. — Ты ведь тоже… — Он не закончил, продолжая смотреть на лиската.
Веры больше не было. Ничего, кроме цвета… Черноты, вспухающей линиями гравитационной напряженности. И света… Льющегося через край огня.
Джоришу бы ответить, но слова оказались бессильны. Все, что осталось — две фразы, ставшие смыслом…
Нет ничего трагичнее, чем застывший на стапеле в своей немощной неподвижности супертяж.
Нет ничего страшнее, чем принявший свою Богиню, но не смирившийся жрец.
— Нет! — жестко бросил Джориш, не отведя взгляда.
На этот раз не солгал.
Это был не зов — понимание.
Единственное достоинство раскинувшегося перед ним мира — то, что он был его, но и этого вполне хватало, чтобы все остальное померкло. Заставило забыть об обидах, разочарованиях… Перечеркнуть все, оставив главное.
Это был его мир! Их мир!
Как и путь, который они собирались пройти до конца…
Орлова знобило… Выворачивало суставы, примораживало пальцы, скребло в горле и отдавало набатным гулом в голове.
Состояние из тех, когда то ли кого пристрелить, то ли самому застрелиться, но лишь бы стало легче… Хоть немного…
Он плотнее закутался в плед, уткнулся носом в угол дивана, согреваясь собственным дыханием. Знал, что не поможет, но ведь оставалась надежда…
— Как он?
В какой-то момент Орлов все-таки задремал, не услышав, как в кабинете появился Ровер.
— Как положено генералу, — отозвался с насмешкой Кривых, уже почти как полтора месяца назад примеривший на себя собственную безопасность, — страдает молча.
— Что говорят медики? — голос Лазовски прозвучал ближе, но Орлов предпочел «не заметить» главу ОСО и на этот раз.
— Еще часов шесть-восемь, — удовлетворил его любопытство полковник. — Могли бы вкатить и более быстрые, но побоялись, что сердце нагрузки не выдержит. Ты же помнишь, как он работал всю зиму…
— Помню, — вздохнул Лазовски совсем рядом. — Клетчатый… Откуда?
— Ты про плед? — судя по звуку, Кривых обернулся. — Отец передал, когда я пожаловался, что наш генерал взял за привычку ночевать в кабинете.
— Это ведь намек? — Ровер был вполне серьезен, но Орлов буквально видел, как тот чуть заметно улыбнулся, разглядывая светло и темно-зеленые клетки.
Да… с некоторых пор Лазовски вновь начал улыбаться. Еще не отчетливо, не так, как когда-то с Элизабет, но это уже значительно больше, чем ничего…
Спасительница по имени Аксинья…
Когда им подкинули ангела из информационной вселенной, он о таком развитии событий даже не думал. Разрыв с Элизабет, вину за который Ровер взял на себя, непредъявленное (с подготовкой Лазовски некоторые вещи понятны и сами по себе) обвинение в утечке из его ведомства…
Глава ОСО в те дни выглядел привычно бесстрастным, но Орлову было известно, что могло твориться в его душе, едва-едва научившейся вновь чувствовать себя живой.
— Георгий без этого не может, — хмыкнул Кривых. — Камин, кресло-качалка, укутанные пледом ноги и бокал подогретого со специями вина…
— И внуки, играющие на ковре, — добавил с сентиментальным придыханием Ровер.
— И внуки, играющие на ковре, — точно с теми же интонациями повторил полковник. — А ты, кстати, с чем?
— С результатом от аналитиков, — развернулся Лазовски, отошел… шаги мягкие, но не в том случае, когда ощущаешь даже движение воздуха.
— По нашему невидимке?
Сдвинулось кресло, отдавшись зубовным скрежетом.
Встать бы, пристрелить обоих и снова лечь…
Эти могли ответить тем же. Чтобы не мучился!
