Около половины девятого утра в раздевалке младшей школы всегда царила изрядная суета. И прекращалась в половине девятого, когда в гардероб спускались учителя и забирали свои классы наверх… К знаниям!
Не отличающейся пунктуальностью Марише еще ни разу не удавалось застать этот знаменательный момент, они с Катей всегда появлялись позднее, когда часы уже высвечивали угрожающую близость к девяти – времени начала школьных занятий. Явиться в класс между половиной девятого и девятью считалось нормальным. Но опоздание хоть на минуту после девяти грозило уже выговором, а Катя очень боялась получить выговор.
Катюшка всегда была ребенком ранимым и чувствительным к мнению окружающих. На взгляд Мариши, даже слишком чувствительным. Но что поделать, если такой уж цветочек нежный уродился и вырос у них в семье. Мама Мариши, двоюродная бабушка малышки, обычно в таких случаях приговаривала:
– Что родилось, то и выросло.
Однако сама Мариша считала, что если бы Юлька – ее кузина и по совместительству Катюшкина мама – проявляла поменьше трепета по отношению к своему дитятку, то от этого выиграли бы они все и в первую очередь сама Катя, у которой к семилетнему возрасту не развился бы панический страх перед всем, что казалось ей хоть немного опасным или просто неприятным.
В результате за свою недолгую жизнь Катя сменила три частных детских садика, в каждом из которых ее мать, а следом за ней и Катюшку что-то не устраивало. В одном ребенка слишком перегружали занятиями. В другом Катя не сошлась характером с воспитательницей, которая почему-то упорно не желала бросать всю группу на произвол судьбы, чтобы сосредоточить все свое внимание на одной лишь Кате, стоило девочке захныкать. А в третьем садике и занятия нравились, и воспитательница была милая, но там оказался противный учитель пения, которого Катя сразу невзлюбила. Вот невзлюбила, и все. А директриса, удивительно черствая женщина, не пожелала прислушаться к просьбе Юли и не сменила в музыкальной группе, где занималась Катюша, преподавателя.
– Еще бы! – возмущалась Юля. – Я потом узнала, что это ее родной сын. Конечно, она ему все прощает и все позволяет. А он на мою Катюшку кричал! Представляешь? Требовал, чтобы она пела вместе с остальными детьми, а Катюшке в тот момент совсем этого не хотелось. А он ее заставлял! Это же возмутительно и непедагогично, такой человек не имеет права заниматься с детьми. Я так и сказала директрисе, но она про своего сына ничего плохого и слушать не желает.
К слову сказать, сама Юля поступала в отношении своих детей точно так же. Но конечно, что позволено Юле, не позволено этой директрисе.
– И вообще, я сделала для себя вывод, что все эти частные садики – это чаще всего обман. Набирают туда педагогов вовсе не за какие-то их заслуги или успехи в образовательной деятельности, а просто по знакомству или вот так, как в случае с учителем пения, по родству. Заведение же частное, как директор распорядится, так и будет.
Но Юлька была человеком упрямым. Она не сдавалась, и пусть с садиками не очень-то получилось, но в сентябре Катюшке идти в школу. И Юля твердо была настроена найти идеальную частную школу, где внимательному отношению к ребенку не помешают разумные строгости в воспитании. И она ее нашла. Вот только, увы, школа эта находилась в часе езды от дома Мариши.
Теперь нужно объяснить, почему расстояние от Катюшкиной школы до дома ее тети было так важно для всей истории. Дело в том, что Юле было необходимо уехать вместе с мужем и младшим сыном. А Катюшку они оставляли Марише.
– Ничего не поделаешь, придется тебе повозить Катюшку в школу, – заявила Юля, глядя на Маришу. – Тебе ведь не трудно, ты все равно не работаешь. Правда?
Мариша проглотила вертящийся у нее на языке ехидный ответ, не хотела еще больше травмировать Юльку, которой и без того тяжело давалось расставание с дочерью. Но что поделать, Колю переводили служить в Мурманск, и даже еще дальше, в какой-то военный городок, настолько засекреченный, что его названия Юлька сказать своей кузине не имела права.
– Школа там есть, но ты же понимаешь, ЧТО это будет за школа. Для моей Катюшки она точно не подойдет!
– Почему? Другие же дети учатся.
– Так то другие! А моя девочка – особенная! Одаренная! Ей нужны особенные учителя, продвинутые, с оксфордскими дипломами. Таких учителей в захолустье не найдешь.
Мариша не понимала, что такого изучают в первом классе, что нужен диплом Оксфорда. И что нельзя было бы изучить в случае крайней необходимости даже дома.
– Моя Катюша безумно талантливая девочка!
– Но вот беда, очень уж она у тебя тихая и скромная.
– Ты это тоже понимаешь?! – с восторгом воскликнула Юля. – Ах, как я боюсь за нее! Ее способности так легко загубить черствым отношением или просто грубым словом, она замкнется в себе, перестанет стараться. Катюшке нужно особое отношение. Ты ведь тоже так считаешь?
Вообще-то Мариша считала, что единственное, что нужно самой Юле, так это уже перестать кутать своих детей в вату, словно они хрупкие елочные игрушки. Невозможно всю жизнь опекать ту же Катюшку, оберегая ее и от грубых людей и от их не всегда красивых поступков. Пора уже девочке потихоньку привыкать к мысли, что не всегда этот мир будет к ней исключительно ласков. Но по причине неустойчивости психики своей сестрицы Мариша опять же промолчала. Юлька перед отъездом стала такая дерганая, такая нервная, чуть что принималась орать или плакать, так что Мариша прямо вздохнула с облегчением, когда Коля со своей поредевшей семьей отбыл наконец по месту своей службы, а Катюшка осталась с тетей и ее детьми.
![Гербарий [сборник стихов]](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
