До турецкой войны Петр Анисимович был крестьянином. Под Плевной ему выбило глаз, и, когда он лежал в лазарете, ему предложили выучиться на фельдшера.
В Павловский Посад Петр Анисимович вернулся человеком уважаемым. Собственный его глаз был огромный, голубой, ничуть не потускневший из–за отсутствия второго, потому что сам Петр Анисимович был человеком красивым, богатырского сложения и мягкого нрава.
Петр Анисимович долго выбирал себе жену, но жениховался недолго. Даша для приличия закапрничала– вроде не хотела за «кривого», но Петр Анисимович пригрозил, что уйдет в монастырь, и свадьба состоялась.
Нехорошо он себя вел только в редкий перепой, что потом переживал и винился перед женой, женщиной под стать ему доброй и покладистой. Жену свою Петр Анисимович уважал и ценил. Советовался с ней. По утрам, когда дети еще спали, жена ставила самовар, и они пили чай вдвоем, неспешно обсуждая домашние дела. В этот час ребятишкам запрещалось пробегать по комнате даже по нужде.
Работать Петр Анисимович поступил в психиатрическое отделение городской больницы, где кроме обычных фельдшерских знаний требовались сила, храбрость и, самое главное, умение не забывать, что здоровые с виду сумасшедшие на самом деле люди больные, большей частью нелечимые.
Хотя денег в доме с нарождением детей становилось все меньше, прокорм, слава богу, был: вольнопрактикующий лекарь Павловского Посада Григорий Моисеевич, понимая, что Петр Анисимович человек казенный – на жалованье, посылал к фельдшеру своих несложных больных.
Егор родился у фельдшера последним, пятым, и потому помельче предыдущих. В Павлопосадском реальном училище Егор занимался прилежно, но недотянул отец обучение младшего сына. Сочувствуя бедности одноглазого фельдшера и принимая во внимание красивый почерк мальчика, директор училища помог Егору Петрову Степанову поступить на службу в Павлопосадское отделение Русско-французского акционерного общества хлопчатобумажной мануфактуры учеником конторщика.
Насмотревшись на запои отца, которые со временем участились, Егор, для благозвучия – Георгий, вина не употреблял вовсе и вскоре обзавелся шляпой канотье, белым чесучовым костюмом, как у коллег, немецким велосипедом на красных шинах с гуттаперчевым мяукающим рожком и очками для солидности.
Со своей будущей женой Липочкой Георгий познакомился в шестнадцатом году в Москве, прибыв туда занять предложенную ему должность конторщика на кабельном заводе.
Липа, или, как было написано в ее студенческом билете, «госпожа Бадрецова Олимпиада Михайловна», заканчивала второй курс на математическом факультете Высших женских курсов Гирье.
Липу в Москву на учение отец ее, ткацкий мастер Михаил Семеныч, собирал собственноручно. Не доверяя жене– Матрене Васильевне, Липиной мачехе, – перепроверял баулы, записывал, что есть, что надо будет. Комнату снял дочери в Москве по первому разряду на полном пансионе. Только учись. И хозяйке велел еженедельно отписывать за отдельную плату наблюдения: как Липа учится.
Училась Липа прилежно, первый раз жалоба пришла через год: курит.
– Зачем же ты, Липа, куришь? – строго спросил Михаил Семеныч, срочно прибывший в Москву. Был он старовер и курение почитал большим грехом.
– У нас, папаша, медички живут в квартире, – бойко затараторила дочь, – они на мертвых телах обучаются в анатомическом театре. От мертвых тел запах. От запаха мы и курим.
Ответом дочери Михаил Семеныч удовлетворился и, УСПОКОИВШИСЬ, убыл домой в город Иваново.
Второй раз Михаил Семеныч примчался в Москву, прослышав про Георгия, но, узнав, что жених Липы вероисповедания старообрядческого и должность занимает благопристойную, против свадьбы не возражал.
На свадьбе он, выяснив предварительно, что Георгий глазами не страдает, снял с зятя мешающие серьезному разговору очки без диоптрий, сунул их ему в нагрудный кармашек, замяв внутрь жениховский платок, пригнул к себе напомаженную голову зятя, несколько оторопевшего от такой вольности, и пронес, но не тихо, как того предполагала ситуация, а громко и размеренно, чтобы все хорошо слышали:
– Я, Георгий, богат, – не скажу, но хуже других не жил и вам хуже себя жить не позволю. Главное: по-людски живите, без трепыханья, без дерганья. Буду помогать. – Потом долго в упор, чуть морщась, разглядывал Георгия и закончил:-А усишки-то сброй… А то выпустил… Не к лицу.
Эмансипированная тремя с половиной курсами Гирье Липа не захотела расстаться со своей девичьей фамилией; покладистый же, в отца, Георгий во бежание склоки присоединил спереди к своей фамилии женину девичью. Получилось Бадрецов-Степанов. Но бухгалтерскую документацию подписывал только второй половиной новой фамилии – своей собственной – «Степанов».
…Старый фельдшер второй месяц уже спал в детской. После смерти жены он продал дом в Павловском Посаде, жил по детям, и теперь пришла очередь Георгия.
Прислуга Глаша перетащила свое спанье в кладовку.
Сегодня Аня, младшая внучка, проснувшись, о всех сил старалась не заснуть снова – дождаться, пока дедушка встанет. Она ждала долго, даже пальчиками помогала глазам не закрываться, но все равно задремала… И вдруг пружины под дедушкой заскрипели, Анечка встрепенулась, тихонько повернулась в его сторону…