Высокий вал подбросил Конана вверх, к хмурому небу, к тучам, что мчались на север словно стадо овец, подгоняемых щелканьем громового бича. Тучи были темными, и таким же темным, почти черным, казалось разбушевавшееся море; валы его тоже стремились к северу, опадали и взмывали к небесам в надежде дотянуться до туч холодными мокрыми языками. Но тучи ускользали. Им, небесным странницам, ничто не мешало плыть и плыть к бескрайним льдам и снегам полярных равнин, а волны, стремившиеся за ними, встречались с серым щитом береговых утесов.
Скалы были впереди Конана и скалы были позади, в нескольких бросках копья. Те утесы, к которым ветер и волны сейчас несли его, высились сплошной стеной, рассеченной тут и там узкими щелями шхер; вода кипела у их подножий, с грохотом обрушивая упругие кулаки на неподатливую каменную твердь. Скалы, лежавшие сзади, за спиной киммерийца, торчали из бурных вод остроконечными клыками, расположенными почти правильным полукругом, словно где-то на морском дне затаился огромный змей, выставив над волнами зубастую нижнюю челюсть. Эту скалистую гряду, как поведал Конану кормчий "Ильбарса" Кер Вардан, так и называли - Драконья Челюсть; и в бури, нередко громыхающие над северными просторами моря Вилайет, эта Челюсть сокрушила и перемолола великое множество боевых галер, быстрых пиратских кораблей и пузатых купеческих барков.
"Ильбарс" не избежал их печальной участи. Сейчас борт его был пронзен одним из драконьих клыков, а волны, мотая корабль вверх и вниз, терзали и добивали его, словно стая злобных псов, настигших подраненного стрелой оленя. "Ильбарс", гордость туранского флота, стодвадцативесельная галера с бронзовым тараном на носу, погибал; мачте его рухнули, паруса были сорваны внезапно налетевшим ураганом, от весел остались жалкие огрызки, в огромные пробоины хлестала вода, корпус, обшитый кедром, трещал под напором волн, палуба вспучилась горбом, и остроконечные края досок торчали вровень с обломанными мачтами.
Погибал корабль, гибли и люди - подневольные гребцы, и моряки Кер Вардана, и солдаты из сотни Синих Тюрбанов, меченосцы и лучники, и туранцы, и наемные воины вроде Конана. Их оружие и храбрость могла защитить "Ильбарс" от вражеских боевых галер, от внезапной атаки пиратов, от морских змеев, гигантских черепах и прочих опасных тварей, обитателей загадочных глубин, но против ярости стихии и оружие, и храбрость были бесполезны. Бурями и ветрами повелевают боги, и людям не под силу соревноваться с ними. Боги взвихрили море и наслали ураган; по их воле "Ильбарс" понесло на север, в туманный край, где волны Вилайета бились о серые мрачные утесы, и на этих утесах корабль нашел свой конец. И лишь боги ведали, что случилось с двумя другими галерами, "Ксапуром" и "Ветром Акита", отплывшими вместе с "Ильбарсом" из туранской столицы половину луны назад.
Конан яростно загребал воду, стараясь удержать на гребне пенистого вала. Волны несли его к берегу, и самое страшное было позади: вопли ужаса, исторгнутые сотней глоток, тяжкий удар и треск кедровой обшивки, мачты, сокрушающие в своем падении кости и черепа, кипящий черный водоворот внизу, в котором исчезли обломки весел и тела нескольких гребцов. Все остальные могли выбирать - отправиться на дно вместе с судном или, ринувшись в омут, отдаться на милость волн. А милостей было целых две! То ли размажет кровавой кашей по скалам, то ли расплющит о корабельное днище… Иной выход - прыгнуть с борта подальше и уйти в воду поглужбе, чтоб не попасть в губительные объятья водоворота. Конан прыгнул, сорвав перед тем панцирь, шлем, сапоги и бросив оружие - все, кроме короткого кинжала. Прыгали и другие, да сил и умения у них было поменьше, чем у гиганта-киммерийца, а гневные боги не помогли никому - даже пресветлый Митра, Податель Жизни, чье солнечное око скрывалось сейчас за плотной пеленой туч. Конан на помощь богов не рассчитывал; нырнул поглубже, ушел в сторону от гибнущего корабля и драконьих клыков-утесов и поплыл к берегу. К другим утесам, у подножий которых тоже вихрилась и кипела вода.
Там, правда, были расселины, за которыми открывались шхеры. Если повезет, если волны не оглушат его ударом о каменистое дно и не переломают кости, вбросив на прибрежные валуны, Конан мог спастись, укрывшись от бури в одном из этих извилистых проходов. Впрочем, в этих местах он не бывал и не знал, что ждет его впереди; он плыл к берегу, подчиняясь варварским своим инстинктам и неукротимой воле к жизни. И то и другое подсказывало ему, что в разбушевавшемся море он продержится не слишком долго - примерно столько же времени, сколько надо, чтоб как следует наточить меч. Подобная перспектива его не устраивала, и киммериец греб изо всех сил, стремясь к берегу, к твердой земле и к безопасности. Сейчас иных мыслей в его голове не было.
Ему повезло: бурный поток, вливавшийся в узкую расселину, приподнял его над камнями, протащил вперед, отхлынул на мгновение - и в этот момент Конану удалось упереться ступнями в подводный валун и запустить пальцы в густые и крепкие водоросли, поднимавшиеся со дна. Следующая волна забросила его чуть дальше, прижав к мокрому и шершавому боку гранитного утеса; вцепившись в надежный камень, Конан вырвался из влажных морских объятий и пополз вверх, цепляясь за крохотные выступы, нашаривая края спасительных трещин. Море разочарованно шипело ему вслед, пыталось слизнуть темным валом, но он был быстрее медлительных валов - лишь пена оросила его ноги да холодные брызги окатили спину.
