Пуришев Б. Немецкий и нидерландский гуманизм
Культура гуманизма, возникшая еще в XIV веке в Италии, к концу XV века прочно утвердилась в Германии и Нидерландах, вошедших с 1477–1482 годов в состав Германской империи. Подобно своим итальянским предшественникам, немецкие и нидерландские гуманисты высоко ставили культурные завоевания античного мира, рисовавшегося им царством интеллектуальной и духовной свободы, решительно выступали против средневековой схоластики, против вековой рутины, против всего, что сковывало и калечило человеческую жизнь.
Новые веяния чувствовались повсюду. Заколебались древние устои феодализма. Рыцарство сходило с исторической арены. Необычайно поднялось значение городов. Развивались торговля и промышленность. Укреплялись международные экономические связи. Великим событием, оказавшим колоссальное влияние на развитие европейской культуры, явилось изобретение книгопечатания в середине XV века И. Гутенбергом из Майнца. Благодаря книгопечатанию многие выдающиеся произведения античных и ренессансных авторов стали достоянием широких читательских кругов. Знание перестало быть привилегией церкви. И в философии, и в науке, и в искусстве раздавались голоса новых людей, созидавших новую культуру, передовую свободолюбивую культуру эпохи Возрождения.
Конечно, гуманисты Германии и Нидерландов опирались на достижения ренессансной Италии. Ведь Италия была родиной гуманизма. Она дала миру таких гигантов, как Петрарка и Боккаччо. Именно здесь начали «воскрешать» античность и очищать ее от схоластических мудрствований средних веков. Здесь возникла классическая филология, столь ценимая в североевропейских странах. Вместе с тем немецко-нидерландский гуманизм отнюдь не был простым повторением гуманизма итальянского. У него была своя судьба. И по своему характеру он несколько отличался от гуманизма, расцветшего под синим небом Апеннинского полуострова.
Историческое своеобразие немецкого гуманизма определялось тем, что он развивался в стране, стоявшей на пороге событий, вскоре до основания потрясших все ветхое здание «Священной Римской империи германской нации», как в то время высокопарно называлось германское государство. В 1517 году в Германии вспыхнула Реформация, перекинувшаяся затем в Нидерланды и ряд других европейских стран. По словам Ф. Энгельса, это была первая в Европе буржуазная революция, которая «сообразно духу времени, проявилась в религиозной форме — в виде Реформации»[1]. Ее кульминационным моментом была Великая крестьянская война 1525 года. На протяжении ряда десятилетий нарастало в Германии недовольство существующими порядками. Крестьянство испытывало невыносимый гнет со стороны светских и духовных феодалов. Стремительно разорявшееся рыцарство мечтало поправить свои дела за счет обширных церковных владений. Бюргерство тяготилось чрезмерно «дорогой» церковью. На церковные богатства с вожделением поглядывали также многие князья. В стране не было сильной государственной власти. Власть императора была в значительной мере призрачной. Германия, по сути дела, распадалась на множество независимых государств, будь то «вольные города», княжества, герцогства и т. п. Крупные феодалы боролись за власть, наполняли страну вечными смутами, то и дело разжигали пламя междоусобной войны. А католическая церковь, пользуясь государственной слабостью Германии, без всякого стеснения грабила страну, стремясь выколотить из населения последний грош. Не удивительно, что самые широкие круги именно в католической церкви видели главного виновника немецкого неустройства. К тому же, ревниво оберегая свои привилегии, церковь всячески противилась любым прогрессивным нововведениям, цепко держалась за все отжившее, темное, косное.
Несомненно, в идейной подготовке Реформации немецкие гуманисты и их нидерландские друзья сыграли немаловажную роль. В отличие от гуманистов Италии, которые скорее являлись язычниками, чем христианами, и довольно индифферентно относились к вопросам вероисповедания, представители северного гуманизма тщательно вникали в творения древнехристианских авторов, штудировали Библию и обвиняли церковь в том, что она в своей мирской практике далеко отошла от первоначального, а следовательно, «истинного» христианства. Ополчаясь на монашеский обскурантизм, они хотели, чтобы религия служила человеку, а не делала его безропотным рабом мертвой церковной догмы. Но, расшатывая вековые устои католицизма, стремясь «очеловечить» религию, северные гуманисты не могли предвидеть, что Реформация обернется против них, что бюргерство, напуганное могучим размахом народного движения, отречется от гуманистического вольномыслия, а вождь бюргерской реформации Мартин Лютер даже объявит разум «блудницей дьявола».
Из сказанного, однако, не следует делать вывода, будто северные гуманисты чуждались светской культуры и вращались все время в кругу религиозных интересов. Отнюдь нет. Предпринятая ими реформа высшей школы должна была содействовать обмирщению образования. Их труды касались самых различных сторон жизни. Они охотно собирали зерна античной мудрости, а также прислушивались к мудрости народной. Ведь их забота о государственной консолидации Германии или мечты о ее нравственном и культурном возрождении в какой-то мере отражали чаяния народа об обновлении немецкой жизни. Были среди них люди непосредственно вышедшие из народной среды и продолжавшие сохранять связь с народной культурой. И хотя немецкие гуманисты предпочитали писать на языке Цицерона и Квинтилиана, этом международном языке тогдашней гуманистической словесности, их старания были направлены прежде всего на то, чтобы очистить Германию от средневекового «варварства» и вдохнуть в нее новые жизненные силы. Это была, по сути дела, патриотическая идея. На рубеже XV и XVI веков уже всем было ясно, что «Священная Римская империя» нуждается в основательной встряске. Молодой Альбрехт Дюрер запечатлел эти настроения в известном цикле гравюр на дереве «Апокалипсис» (1498). На этих гравюрах небесные силы творят суд и расправу над сильными мира сего, погрязшими в скверне. Ангелы поражают мечами порочных королей, рыцарей, епископов и прелатов.
