Кардинал Ломели вышел из своих апартаментов во дворце Конгрегации доктрины веры незадолго до двух часов ночи и поспешил по темным аркадам Ватикана в покои папы.
Молился на ходу: «Господи, ему еще столько нужно сделать, тогда как моя работа на Твоей службе завершена. Он любим, а я забыт всеми. Пощади его, Господи. Пощади. Возьми меня вместо него».
Он с трудом поднялся по мощеному склону к Пьяцца Санта-Марта. В мягкой мгле римского воздуха уже сквозила первая слабая осенняя прохлада. Накрапывал дождь. Позвонивший кардиналу префект Папского дома, судя по голосу, пребывал в панике, и Ломели предполагал увидеть ад кромешный. Однако на площади, против обыкновения, было вполне спокойно, если не считать кареты «скорой помощи», припаркованной на почтительном расстоянии. Ее силуэт выделялся на фоне освещенной южной стены собора Святого Петра. Лампы в салоне были включены, стеклоочистители ходили туда-сюда, и можно было даже различить лица водителя и его помощника. Водитель говорил по мобильному телефону, и Ломели в смятении подумал: они приехали не для того, чтобы забрать человека в больницу, они здесь – вывезти тело.
Стоявший у входа с зеркальной дверью в Каза Санта-Марта[3] швейцарский гвардеец отдал честь, рука в белой перчатке взметнулась к шлему с красными перьями.
– Ваше высокопреосвященство.
Ломели указал ему на машину:
– Будьте добры, передайте водителю, чтобы воздержался от общения с прессой.
Внутри здания царила какая-то строгая, стерильная атмосфера, будто в частной клинике. В беломраморном холле находилось с десяток растерянных священников – трое в ночных халатах, – словно прозвучал сигнал пожарной тревоги, а они не знали, как в этом случае следует действовать. Ломели помедлил на пороге, понял, что сжимает что-то в левой руке, посмотрел – оказалось, собственный красный пилеолус[4]. Он не помнил, когда взял шапочку, теперь же разгладил ее и надел. Прикоснувшись к волосам, ощутил, что они влажные. По пути к лифту наперерез ему поспешил епископ-африканец, но Ломели только кивнул в его сторону и не остановился.
Лифт пришлось ждать целую вечность. Можно было бы воспользоваться лестницей, но Ломели и без того запыхался. Он спиной чувствовал на себе взгляды. Ему бы сказать что-нибудь. Когда лифт наконец спустился, кардинал повернулся и поднял руку в благословении:
– Молитесь.
Нажал кнопку второго этажа – двери сомкнулись, и кабина пришла в движение.
«Если Ты желаешь призвать его к Себе и оставить меня, то дай мне силы стать камнем для других».
В зеркале под желтой лампой он увидел свое лицо – трупного цвета и рябое. Ему нужен был знак, какой-нибудь приток силы. Лифт резко остановился, но желудок как будто все еще продолжал подниматься – и Ломели для устойчивости ухватился за металлические перильца. Вспомнилось, как однажды, когда он ехал в этой кабине вместе с его святейшеством в самом начале его папства, на этаже вошли два пожилых кардинала. Они сразу же упали на колени, потрясенные тем, что оказались лицом к лицу с наместником Христа на земле, но папа только рассмеялся и сказал: «Не стоит волноваться, встаньте, я всего лишь старый грешник, ничуть не лучше вас…»
Ломели поднял подбородок. Его маска для публики.
Двери открылись. Плотная стена темных костюмов расступилась, пропуская его. Он услышал, как один агент безопасности прошептал себе в рукав:
