Василий Щепетнёв: Дуня в Европе
Автор: Василий Щепетнев
Опубликовано 28 апреля 2012 года
На днях перечитывал дневники Пришвина. Нашёл много нового, что и отличает хорошую прозу от поделки. Хотя для дневниковых записей, пожалуй, слишком литературно. Кажется, будто писались дневники с расчётом на читающую публику. Впрочем, так ведь оно и вышло.
Строки от 13 июня 1914 года: "Старик Азимов Фёдор Петрович бывает двенадцатого мая именинником. К этому числу съезжаются все Азимовы, а их в нашем уезде довольно: это те самые Азимовы, которые некогда, выехав из Европы, имели в гербе редкое вымирающее животное: голубого бобра. В России Азимовы, однако, до того сильно размножились, что Иоанн Грозный лишил их голубого бобра. — Вы плодитесь, как свиньи, — сказал он и повелел им носить в гербе кабана".
Айзек Азимов, верно, из других Азимовых. Себя он вообще записал в Озимовы, но почему – неясно. Как бы там ни было, родители его, Иуда Аронович и Анна-Рахиль Исааковна, в двадцать третьем году прошлого века покинули местечко Петровичи, что по нынешнему административно-территориальному делению располагается в Смоленской области, Шумяченском районе, и отправились в Америку. С ними был и трёхлетний Исаак.
Как бы сложилась судьба Исаака, останься родители в России? Угодил бы он в сиротский приют – Иуда Аронович был мельником и запросто мог попасть в списки классово чуждых элементов? Или бы Исаака расстреляли вместе с родителями во время немецкой оккупации? Или бы он погиб на фронте? Предположим, что он уцелел. Расписался на рейхстаге. Но стал бы Исаак всемирно известным литератором, создателем Трёх Законов роботехники? Или бы писал рассказы и повести, которые время от времени публиковали бы в сборниках "Мир приключений", но мало и редко? Никакого "Isaac Asimov’s Science Fiction Magazine" – в СССР журнал фантастики так и не материализовался. Хотя… Вдруг потому и не материализовался, что Азимов оказался там, а не здесь?
Гадания, гадания… И нет ответа. Но доводись Азимову выбирать, а мне – советовать, я бы рекомендовал проявить осторожность и не рисковать. Как вышло, так и вышло, от добра добра не ищут. Оно, конечно, печально – утратить родину, утрата эта составила суть творчества Азимова (думается, сага "Foundation" прежде всего есть оправдание родительского решения об эмиграции), но – живой, но – состоялся, но – смог заниматься любимым делом, не оглядываясь на указания Союза писателей СССР.
Быть перелётной птицей или лежачим камнем, уезжать или оставаться – вот в чём вопрос. Жизнь перелётных птиц полна опасностей, в Африке зной, хищники, на родине их считают изменниками, в лучшем случае безродными космополитами. Стреляют влёт, дуплетом. Другое дело – лежачие камни. Из камней можно строить заводы, ограды, мостить ими дороги или оставить лежать, где лежат. "Где родился, там и сгодился" – с одобрением, но как о неодушевлённом материале, говорит о таких пословица. Если же возникает нужда освоить Голодную Степь или проложить в тайге железную дорогу, гваздёвскому пареньку быстро объяснят, что и степь, и тайга – это тоже родина. Родина там, где укажет власть. А бывает и так: вчера там Родина, с Большой Буквы, Родина, за которую нужно кровь пролить, а сегодня совсем не Родина, а ошибка картографов. Остров Даманский, например.
Через три года после отъезда семейства Озимовых в Америку на сцене Малого театра прошла премьера пьесы "Любовь Яровая" (получился сомнительный каламбур, но это, право, не специально). Написал её Константин Тренёв, сначала русский, а потом и полноправный советский писатель. В пьесе среди второстепенных персонажей есть некая Дунька, "горничная, потом спекулянтка". Когда белые, как им предписано историей, бегут на Запад, с ними бежит и Дунька: "Не с хамьём же оставаться". Реплика бывшего профессора Максима Горностаева "Пустите Дуньку в Европу" стала крылатой.
Пьеса не даёт ответа, добралась ли Дунька до Парижа, да и не в этом дело. Важно недвусмысленное отношение автора: Дунькам в Европе не место! Запад – зло, зараза, угроза, за связь с Западом полагались кары вплоть до расстрела, и потому несмышлёных Дунек следует от Запада ограждать. Дуньки, Ваньки, Машки и Петьки должны сначала искупить вину перед Родиной на ударных стройках коммунизма, а затем остаток жизни трудиться на них же, но уже бесконвойно. И трудились. В тридцать лет дуньки строек и колхозов выглядели на сорок пять, а в сорок пять не выглядели никак. И в двадцатые годы, и в девяностые.
Порой, правда, возникали сомнения: если Запад столь ужасен, почему дочь Сталина и сын Хрущёва стремились стать американцами и в том преуспели? Сталин – строитель социализма, Хрущёв – коммунизма, своему делу оба были преданы истово. А дети отчего-то оказались там, а не здесь. Случайность или закономерность?
Недавно мелькнуло в новостях: эмиграция из России сегодня на уровне одна тысяча девятьсот двенадцатого года. Не совсем ясно, как считают. В семидесятые годы было так: прежде чем эмигрировать, следовало получить позволение и выкупиться. Суммы, которые требовалось заплатить за утрату гражданства, были велики, а за полученное образование – очень велики. Горе многосемейным! Уезжавшие плату считали непомерной, оставшиеся – ещё и маленькой, нужно бы утроить. Ишь, не нравится! Нам, значит, жить тут, а им там! Это с чего же такая несправедливость?
