Моей матери, ее матери и всем другим матерям, не познавшим материнства.
Я стала интересоваться темой Кассандры, когда она приснилась двум моим пациенткам. Рассматривая чем-то похожие психологические паттерны, я нашла в них много общего, и не последнее место в этом ряду принадлежало присутствующей у каждой из них сильной истерической составляющей.
Истерия больше не считается широко распространенным диагнозом. Фактически она уже исключена из последнего издания Американской психиатрической ассоциации «Диагностическое и статистическое руководство по определению психических расстройств» (DSM-III). Но истерия по-прежнему существует и очень хорошо поддается клиническому описанию, даже несмотря на то, что мы предпочитаем стыдливо уклоняться от постановки такого диагноза с характерным для него женоненавистническим шовинистическим смыслом. Мы склонны приписывать эксгибиционистские тенденции «нарциссическому расстройству личности» или же эмоциональным взрывам людей, находящимся в «пограничном состоянии».
Около столетия тому назад Пьер Жане пришел к следующему заключению:
«Слово „истерия“ следует сохранить, несмотря на то, что его первоначальное значение сильно изменилось. Сегодня его будет очень трудно осовременить, и воистину оно имеет такую великую и прекрасную историю, что будет слишком болезненным от него избавиться»[1].
Вполне возможно, что то же самое можно сказать о диагнозе истерии, который имеет документированную историю продолжительностью около четырех тысяч лет. Об этой болезни было много написано в патриархальную эпоху. Здесь мы должны посмотреть на эту историю с женской точки зрения, используя конструктивное видение целесообразности ее симптомов, чтобы понять ее современное значение.
Женщина с комплексом Кассандры обладает особым истерическим паттерном, включающим в себя заметное расщепление личности. Такая женщина часто оказывается экстравертированной и хорошо адаптированной — яркой, деятельной, компетентной, ответственной, даже навязчивой в том, что делает, и к тому же способной поддерживать длительные, правда, иногда поверхностные отношения. Но временами ее Персона внезапно распадается на части, обнажая испуганную маленькую девочку, жаждущую заботы и внимания, но не способную выразить свои потребности или найти свой путь в бессознательном. У нее нет проводника, она не испытывает удовлетворения, чувствует себя беспомощной, безнадежной и крайне испуганной.
Говоря в юнгианских терминах, мы видим Эго, идентифицированное с Анимусом, которое претерпело расщепление и в основном настроено защищаться от мощного негативного материнского комплекса. Эго — в данном случае карикатурный образ Аполлона, связанного устоями, разумом, истиной и ясностью, — себя дезавуирует, демонстрируя свою темноту и иррациональность. Таким образом, Аполлон служит воплощением женоненавистнического акцента. Согласно Эсхилу, он говорит так:
Отвечу вам! И прав ответ. Послушайте! Та, что зовется матерью, не создает Дитя, — лишь плод она растит посеянный. Творит зачинщик. А она залог хранит, Как гостю гость, когда не повредит ей бог. И вот вам доказательство надежное. Отец родит без матери…[2].
Ссылаясь на эти строки, Джеймс Хиллман пишет:
«Мы не знаем, почему Аполлон произносит эту речь или почему Эсхил вложил ее в уста Аполлона. В данном случае утверждается архетипическая позиция, представляющая собой взгляд на мир, который приписывается Аполлону и может быть назван аполлоническим»[3]
Наша культура получает информацию из аполлонического сознания. Отождествляя себя с позитивной ценностью, как это делаем мы все, данная точка зрения не позволяет увидеть Аполлона в негативном свете. Тем не менее от него исходит очень мрачная тень.
Его хищная установка по отношению к фемининности, основанная на насилии, давно и хорошо известна. Это все тот же Аполлон, который отлучил дельфийского оракула от богини земли, никогда не признавая его матриархальных корней. Он отдает дань уважения богине до тех пор, пока испытывает потребность в женщине, которая бы вдохновляла его божественное сумасшествие. Однако становится совершенно безжалостным, когда его избранник оказывается неверен ему или с презрением его отвергает, как поступала Кассандра. Аполлон наградил ее даром пророчества. Но когда она отказалась вступить с ним в союз, он к своему дару добавил заклятие. Оно заключалось в том, что никто и никогда ей больше не поверит.
Здесь имеет место незавершенное coniunctio. Мы будем анализировать характер и мотивацию и Кассандры, и Аполлона. Исследуя психодинамику Кассандры и причины ее трагического конца, мы надеемся найти некоторые другие возможности разрешения ее ужасного конфликта и предложить более творческое развитие жизни се современных прототипов.
Мы внимательно рассмотрим миф о Кассандре, его проявление в современной психике и отношение к истерии. Когда женщина выпадает в свою истерическую Тень, ее бессвязный бред становится очень похожим на жуткие пророчества Кассандры. То, что она видит и воспринимает в этом состоянии, может иметь потенциальную ценность и содержать не одно зерно правды. Но тому, что она говорит, люди не верят, ибо сказанное Кассандрой лишено связи с земной человеческой реальностью. Этот теневой инсайт оторван от перспективы Эго-сознания и проясняющей объективности аполлонического Анимуса. Даже она сама не верит в то, что говорит.