МИР ТОТ ЖЕ, ЧТО И В «ОСЛЕ И МОРКОВКЕ», «ТЕЛЕ АРХИМАГА», НО МЕСТО И ВРЕМЯ ДРУГИЕ.
Расширяем географию.
В коридоре послышались шаги и Дамиан решительно отложил книгу. Смена ночной стражи, а значит он опять зачитался до трех часов ночи. Пора уже погасить светильник и спать, завтра много дел.
Он потянулся, чтобы потушить лампу, и в это время тот, кто шел по коридору, вместо того, чтобы проследовать дальше, остановился у его дверей и постучал.
— Дамиан! Я вижу, ты не спишь! Открой! Ты мне очень нужен!
Вот так и читай до глубокой ночи. Надо было уже давно гасить свет, тогда даже князь Ромуальд не решился бы его будить. А сейчас придется встать и впустить ночного гостя. Князю не откажешь.
Ромуальд влетел в покои своего друга и советника и кинулся в кресло. На его красивом, породистом лице было написано отчаяние.
— Дамиан, это катастрофа! Настоящая катастрофа! Азильда сбежала! Она меня бросила!
Так хотелось ему сказать: «Хвала богам, наконец‑то!», но советник удержал сам себя. Если такое ляпнуть, Ромуальд заведет волынку до утра. Будет обвинять всех, и его в том числе, что никто его не любит и никто не сочувствует. Поэтому он коротко спросил:
— Когда? И откуда известно, что она именно убежала?
Конкретные вопросы всегда ставили князя в тупик и этим самым успокаивали. Собираться с мыслями и фонтанировать эмоциями одновременно было затруднительно. Поэтому он перестал ломать руки, задумался, затем сообщил:
— Я получил от нее письмо, то есть, нашел записку.
— Она у тебя с собой?
Ромуальд затряс головой.
— Нет, конечно нет! Я не мог заставить себя прикоснуться к этой гадости! Я оставил ее там, где нашел!
Ситуация принимала фантасмагорические формы, как любое происшествие с участием молодого князя. Сейчас он упадет на кровать, станет биться в истерике и нести такую чушь, из которой при всем желании не вычленить рационального зерна. Это не под силу даже опытному Дамиану.
Истерику надо душить в зародыше, иначе вся ночь псу под хвост.
Советник сделал вид, что не заметил состояния своего господина. Произнес спокойно и решительно:
— Ромуальд, так я ничем не смогу тебе помочь. Успокойся и давай по порядку. Расскажи, как дело было. Я вчера весь день отсутствовал и ничего не знаю.
Действительно, весь предыдущий день Дамиан провел в поездке по близлежащим деревням. Недавний паводок смыл кое — какие мосты и постройки и старосты прислали просьбы о вспомоществовании. Зная, как они любят в этом деле приписывать, пытаясь нагреть своего господина, советник счел своим долгом проверить все лично.
К тому же это был хороший повод для того, чтобы покинуть замок и немного отдохнуть душой. Общество князя и его жены было довольно тягостным. Оба они отличались повышенной эмоциональностью и между собой уживались плохо: истерика, скандал с рыданиями и битьем посуды были в замке чем‑то вполне обыденным, чуть ли не ежедневным.
Поводом могло служить что угодно, а чаще и вовсе ничего, нечто воображаемое, причем Азильда являлась в большинстве случаев стороной наступающей, а Ромуальд оборонялся. Быть свидетелем этих ежедневных баталий было по меньшей мере утомительно.
Поэтому советник и искал любую зацепку, чтобы провести день где‑нибудь подальше от таких бешеных, но совершенно бессмысленных страстей.
В общем, образ жизни княжеской четы казался уравновешенному Дамиану чем‑то бесконечно утомительным, а их характеры он не одобрял.
Но если Ромуальду Дамиан был согласен прощать его недостатки хотя бы потому, что юный князь в свое время взял его на службу, назвал другом и дал самые широкие полномочия, то Азильду он терпеть не мог.
Князь небольшого, но относительно процветающего княжества Амондиран, Ромуальд Лериан Амондиран, был человеком незаурядным. Не только потому что князь, а потому что таких на своем пути Дамиан никогда не встречал. Талант! Художник, поэт и композитор в одном лице!
Его пейзажи, портреты, жанровые сценки и батальные полотна достойны были лучших галерей.
Да не только достойны, они там и висели! Групповой портрет королевской семьи Гремона, выполненный Ромуальдом в ранней юности, висел в тронном зале гремонского короля. А изображение битвы при Радо между войсками империи и Сальвинии, когда сальвинцам удалось отстоять свою независимость, украшало Зал Гильдий при дворе сальвинского монарха.
Томики стихов Ромуальда, не успев выйти из типографии, разлетались как горячие пирожки. Ими зачитывались все девицы как в странах Девятки, так и в Империи. Они же и распевали песни на эти стихи, музыку к которым писал тоже Ромуальд.
Кроме песен он написал также две оперы, которые с успехом шли в театрах Девятки, а его струнные квартеты исполнялись придворными музыкантами всех стран.
Такой человек имел право смотреть на всех людей, лишенных творческого дара, с презрением. Но Ромуальд был не таков. Этот еще молодой, но уже не юный мужчина поражал какой‑то детской открытостью и искренностью. Те, кто ему нравился, могли рассчитывать на самое теплое, душевное отношение, помощь и поддержку.
И при этом иметь с ним дело, а тем более работать на него было очень тяжело. Дамиан за десять лет много раз порывался все бросить и уйти, потому что втолковать Ромуальду что‑то простое и логичное, особенно если оно тому не слишком нравилось, было практически невозможно. Молодой князь обладал тем, что называют «умным сердцем», а вот мозги имел самые посредственные и отличался изрядным упрямством, с которым настаивал на своих ошибках.
