Алексей Смирнов
Когти вперед
Из новостей телекомпании НТВ: в городе N замечено любопытное нововведение. На нескольких улицах установлены таксофоны, снабженные защитой от громил и вандалов. При попытке разломать аппарат телефон либо метит хулигана несмываемой краской, либо выпускает струю из газового баллончика...
Из других новостей: в некоторых зданиях города F обнаружена новинка лифт, снабженный защитой от пьяных варваров, которые стремятся использовать кабину в качестве туалета. При малейшем запахе аммиака двери лифта автоматически закрываются, и нарушитель сидит взаперти до прибытия соответствующих лиц...
... Наверно, начало было таким: целый день над городом кружил вертолет. Зеваки запрокидывали головы и сколько-то времени следили за деловитым воздухоплавателем, который, похоже, поставил себе целью ненадолго зависнуть над каждым городским районом. Люди полагали, что экипаж либо ищет кого-то, либо выполняет какие-то топографические работы. Дети показывали на рокочущую машину пальцами, целились в нее кто из игрушечных, кто из воображаемых ружей. Профессор Райце-Рох, расположившийся в кабине, весело смеялся над их забавными угрозами. Время от времени его пухлый палец вдавливался в большую зеленую кнопку.
1
Ну-с, коготочки вперед.
Был обеденный перерыв, и я отправился в буфет. В коридоре мне встретился Апельцын; я вытянул приветственно руку, но он радостно вскинул мокрые ладони подобно хирургу, готовому приступить к операции, и закричал во все горло, кивая на только что покинутый сортир: "Извиняй, не могу! Видишь, я откуда!"
Апельцын бодро проследовал мимо, распространяя мелкие брызги.
Я спустился по лестнице на первый этаж, толкнул застекленную дверь. Пахнуло неестественным запахом дешевой снеди, только что прошедшей обработку разрушительными микроволнами. Химическая сосиска в горячей неестественной булке, раскаленный блин, полужидкая пицца, шокированная скоростной стряпней. Унция кофейного песочка в кипятке, стаканчик - пластмассовый. Соляночка. Солоночка. Горчица.
Возле кассы я несколько удивился: чеки выбивала Жотова, наш участковый терапевт. Моим первым желанием было выяснить, как она там оказалась, но я вовремя прикусил свой невоспитанный язык. Мало ли какие перемены случаются в жизни человека. Была терапевтом, стала кассиром. И не такое бывает. Очень может статься, что перемена места состоялась вопреки ее воле - зачем же бередить рану?
В общем, я ничем себя не выдал, и Жотова также сделала вид, будто не узнала пациента. Хотя, если вдуматься, она и вправду могла меня не узнать участок большой, всех не упомнишь, да и в поликлинике я не был частым гостем. Так что выбили мне, что положено, и переключили равнодушное внимание на следующего в очереди.
Я, прихватив с прилавка две бумажные тарелочки со стаканом, дошел до ближайшего столика, сел и окинул собравшихся взглядом. Царила благожелательная атмосфера, немногочисленные коллеги самозабвенно обсуждали всякую всячину и выглядели вполне довольными жизнью. В то, что еще какими-то двумя годами раньше все было наоборот, верилось с трудом.
Тогда и буфета-то не было. Его закрыли.
Наш институт, некогда оборонный, находился при смерти. Оживил его крупный, с неба свалившийся заказ - первый из многих, предполагавшихся проектом "Джекил и Хайд". Хлынули дотации, пожертвования, транши; у института появилась возможность содержать буфет, а у сотрудников - навещать его время от времени. Поначалу долгожданная трапезная была забита посетителями под самую, как говорится, завязку, а ныне почти пустовала - не по причине обнищания ученых, но по причине ощутимого роста их благосостояния. Теперь в буфет ходили только те немногие бедняки, что еще оставались таковыми; большинство сотрудников поглядывало в его сторону с предосудительным высокомерием, предпочитая, по меньшей мере, "Макдональдс".
Я же, хоть и мог позволить себе многое, помнил, откуда вышел, и не брезговал сознательно.
Можно потерпеть.
Я опустошил тарелочки, не прочувствовав вкуса, потому что их содержимое оставалось слишком горячим. Подумав, вернулся к кассе, заплатил, коготочки вперед, еще за одну колу, выпил. Делать больше было решительно нечего, и я пошел в направлении конференц-зала. Предстояло маленькое, минут на сорок, совещание, и до его начала мне хотелось посидеть в кресле одному, чтобы в последний раз обдумать техническое обоснование моего нового предложения.
На площадке второго этажа я столкнулся нос к носу с Жотовой. Затянутая в тесный деловой костюм, она протопотала вниз, держа под мышкой какие-то чертежи.
Я остановился и пристально посмотрел ей вслед. Потом спустился обратно в буфет и долго рассматривал разбухшую Жотову, пробивающую чеки. Техническое обоснование улетучилось из головы.
2
Меня толкнули локтем в бок. Я очнулся и тупо посмотрел на Апельцына, который сидел рядышком и яростно указывал глазами в сторону руководителя проекта.
- Ты чего? - прошипел Апельцын, выкатывая белки. - К тебе обращаются, иди!
Сообразив, что совещание уже началось, я, сколько мог, оправился от лунатизма, вскочил и поспешил к возвышению, где находился одинокий стол. Из-за стола на меня глядел удивленный Нагнибеда. Мне показалось, что Дмитрий Никитич гадает, не хлебнул ли я чего неуместного. Ни к селу, ни к городу я задался вопросом: высохли у Апельцына руки или нет?