Мюррей Лейнстер
Когда время сошло с ума
Murray Leinster • Sidewise in Time • Astounding Stories, June 1934 • Перевод с английского: В. Гольдич, И. Оганесова
Предисловие
Если оглядываешься назад, кажется странным, что никто, кроме профессора Минотта, не предвидел ничего заранее. Подсказок было более чем достаточно. В начале декабря 1934 года профессор Михаэльсон заявил, что, по его мнению, скорость света не является абсолютной величиной, так что ее нельзя считать неизменной. Естественно, это стало первым указанием на то, что должно было произойти.
Вторая подсказка появилась 15 февраля, когда в 12.40 по Гринвичу Солнце на некоторое время стало сине-белым, а резкое изменение уровня излучения привело к тому, что за пять минут температура на Земле повысилась на двадцать два градуса по Фаренгейту. Еще через пять минут Солнце вернулось в свое обычное состояние.
Конечно, многие попытались заработать научную славу на этом явлении, но никаких правдоподобных объяснений феномену найти не удалось. После возмущений в фотосфере с атмосферой планеты не произошло никаких необратимых изменений.
Ну а третий случай, предвещавший июньские события, случился 10 марта, когда самец жирафа в зоопарке Бронкса, в Нью-Йорке, перестал есть. За последующие девять дней он полностью преобразился: все выступающие части тела втянулись внутрь, в том числе шея и голова, и он превратился в невероятное яйцеобразное существо, которое на десятый день начало спонтанно делиться, а на двенадцатый превратилось в две отдельные пульсирующие массы.
Еще сутки спустя на их поверхности появились шишки. Они стали расти, меняя форму и размеры, а через двадцать дней удалось различить ноги, шею и голову. Теперь уже два жирафа-самца разгуливали по вольеру. И каждый был чуть меньше половины исходного. Оба обладали идентичной окраской. Оба питались и двигались так, как и положено молодым жирафам.
Аналогичное событие произошло в Аргентине, где на глазах у местных специалистов то же самое произошло с волом.
Теперь нам кажется поразительным, что ученые в 1935 году не сумели разобраться в значении столь удивительных событий. В наши дни кое-что известно о виде перегрузок, которые привели к таким последствиям, хотя теперь они больше не повторяются. Но между январем и июнем 1935 года в средствах массовой информации появилось множество сенсационных сообщений.
На протяжении двух дней воды реки Огайо текли вспять. В течение шести часов деревья в парке Эвклида, в Кливленде, отчаянно хлестали ветвями воздух, хотя в то время наблюдалось полное безветрие. А в Новом Орлеане в конце мая рыбы выпрыгивали из Миссисипи и «плыли» по воздуху, который необъяснимым образом их удерживал, — переворачивались брюхом вверх и на высоте пятнадцати футов лениво парили над тротуарами.
Но нам кажется очевидным, что профессор Минотт оказался единственным человеком в мире, который сумел разгадать смысл этих ясных — для нас — предсказаний. Профессор Минотт преподавал математику в колледже Робинсона в городе Фредериксберге [1]. Мы знаем, что он предвидел почти все, что позднее так поразило и напугало наш мир — да и не только наш. Но он предпочитал помалкивать.
Колледж Робинсона был совсем небольшим. Он даже назывался провинциальным колледжем, что обижало лишь слишком впечатлительных выпускников и кое-кого из преподавателей. Не могло быть и речи о том, чтобы теория простого учителя математики могла вызвать интерес. Более того, ее сочли бы чистым безумием. Впрочем, тот, кто в нее поверил бы, сильно бы испугался. Поэтому Минотт никому не рассказывал о ней.
Он был человеком мужественным и хладнокровным, познал горечь жизни, но не успел стать богатым или влиятельным. Он немного разбирался в математической физике, а его выкладки показывают, что он обладал блестящими знаниями по теории вероятностей, но мало интересовался проблемами этики. И еще он был безнадежно влюблен в Мэйду Хайнс, дочь преподавателя романских языков, но не имел никаких шансов привлечь ее внимание из-за отчаянной конкуренции со стороны студентов.
Все эти объяснения необходимы, поскольку никто, кроме профессора Минотта, не сумел предсказать кризис и так подготовиться к нему.
Из его записей мы знаем, что он оценивал вероятность катастрофы примерно как четыре к одному. Жаль, у нас нет его расчетов. Ученые до сих пор многого не понимают. Документы, оставленные профессором Миноттом, бесценны, но в них имеются существенные лакуны. Должно быть, он забрал большую их часть — вероятно, самую ценную! — с собой, в то таинственное место, где он теперь живет и продолжает работать.
Его наверняка позабавило бы усердие, с которым лучшие умы нашего пространства и времени изучают и исследуют сейчас его каракули. Быть может — и это весьма вероятно, — он даже изобрел слово, отображавшее размах кризиса, которого нам удалось избежать. Мы его еще не придумали.
Нет такого емкого термина для катастрофы, жертвой которой могла стать не просто Земля, а вся Солнечная система. Даже не Солнечная система, а Галактика, причем не только наша, но и все остальные галактики во Вселенной. Мало того, она грозила уничтожением всего пространства, как мы себе его представляем, и, что еще ужаснее, уничтожением времени. Это означало бы не только разрушение настоящего и будущего, но и полное упразднение прошлого, словно ничего никогда не существовало. Нет слова, описывающего такую катастрофу.
