08:10 утра. Слушая барабанную дробь дождя по крыше из рифленого железа, капитан Бенни Гриссел положил на широкие перила веранды следственный чемодан, щелкнул замками. Первым делом достал бахилы, затем тонкие, прозрачные латексные перчатки. Натянул их, смутно сознавая, что за ним наблюдают. Два констебля линейной полиции и два детектива из местного участка, спасающиеся от проливного дождя под навесом, смотрели на него почтительно. Забыв о сомнениях и усталости, Гриссел сосредоточился на том, что ему предстояло увидеть в большом старом доме.
Массивная парадная дверь была открыта. Он постоял на пороге. Утро выдалось хмурым, и в холле царил полумрак, в котором вторая жертва выглядела темной, бесформенной массой. Гриссел глубоко вздохнул, вспоминая, что ему в таких случаях советовал доктор Баркхёйзен: «Не принимай все близко к сердцу. Отделяй себя от происходящего, дистанцируйся!»
Интересно, что значит отделить себя от происходящего именно сейчас?
Он нашарил на стене за дверью выключатель. Высоко под сводчатым потолком зажглась люстра, но даже ее яркий свет не рассеял холод. Труп лежал навзничь на безукоризненно натертом дубовом полу в четырех метрах от двери. Черные туфли, черные брюки, белая рубашка, светло-серый галстук, верхняя пуговица рубашки расстегнута. Руки вытянуты, в правой сжат пистолет. На вид ему можно дать лет тридцать пять — тридцать восемь. Телосложение худощавое.
Гриссел осторожно подошел к трупу. Заметил на лбу, чуть выше левого глаза, небольшую дырочку. Лоб перерезала почти почерневшая тонкая линия — запекшаяся кровь. Голова, повернутая чуть влево, лежала в луже крови размером с блюдце. Выходное отверстие… Пуля прошла навылет.
Быстрая смерть… Покойник не мучился. Гриссел даже испытал какое-то облегчение и глубоко вздохнул.
Но избавиться от тревоги это не помогло.
Он осмотрел холл. Справа, на антикварном столике, — голубая ваза с букетом свежесрезанных калл. Напротив, у левой стены, — полка для шляп и стойка для зонтов. На стене висят шесть старомодных портретов в тяжелых овальных рамах. С портретов смотрят важные, исполненные достоинства мужчины и женщины.
А дальше, между двумя колоннами, — вход в гостиную.
Гриссел мысленно прикинул, где мог стоять стрелок, учитывая положение тела и возможную траекторию полета пули. Он двигался осторожно, стараясь не наступать на едва заметные пятна и брызги крови, обойдя труп, присел рядом на корточки. На полу лежал пистолет — «Глок-17» четвертого поколения под патрон 9 на 19. Перед тем как встать, Гриссел понюхал ствол. Из пистолета не стреляли.
Скорее всего, убийца стоял в дверях, а жертва — приблизительно в центре холла. Если неизвестного убили из пистолета, гильзу должно было отбросить вправо. Он поискал, но не нашел гильзы. Вполне вероятно, что убийца стрелял из револьвера. Возможно, гильза рикошетом отскочила от стены и сейчас лежит под трупом. Или убийца подобрал ее и унес с собой.
Поскольку пуля прошла навылет, она должна была ударить в стену. Гриссел провел в воздухе воображаемую линию в сторону гостиной.
Он шел осторожно, продолжая тщательно следить за тем, чтобы не затоптать улики. Проходя мимо колонн в гостиную, он уловил слабый запах горелого дерева. Люстра освещала лишь небольшой участок просторного холла, фигура Гриссела отбрасывала на пол длинную тень. Он принялся искать другие источники света. За колонной увидел на стене три выключателя в ряд, включил их и обернулся. Помещение залил мягкий свет. Он посмотрел на толстые деревянные потолочные балки. Вдоль стен стояли стеллажи, уставленные книгами в кожаных переплетах. Пол покрывал огромный серебристо-синий персидский ковер, зоны отдыха определяли диваны и мягкие кресла. Тускло поблескивали позолоченные кофейные столики. Видимо, многочисленные лампы, вазы и аляповатые обои в цветочек должны были символизировать уют и изящество Старого Света. Центральное место здесь занимал величественный, огромный камин, угли в нем были холодными. А справа, едва заметные за темно-синим креслом, торчали обутые в туфли ноги третьей жертвы. На заднем плане, на ослепительно-белой стене коридора, Гриссел увидел ярко-алые брызги крови, как на жутковатой сюрреалистической картине.
Присмотревшись к покойнику, Гриссел испытал дурное предчувствие. У трупа в гостиной была такая же короткая военная стрижка, он был того же телосложения — широкоплечий, худощавый, мускулистый, — как и тот, что лежал в холле. И такие же черные туфли, черные брюки и белая рубашка. Рядом с простреленной кистью — такой же окровавленный «глок». Этот покойник отличался от первого только тем, что на нем не было галстука.
Его тоже убили выстрелом в голову, пуля попала между виском и правым глазом. Но сначала ему прострелили руку — у выкрашенного в белый цвет плинтуса лежали две фаланги пальца.
А потом он заметил две гильзы, тускло поблескивавшие у края ковра. Они лежали совсем рядом, сантиметрах в десяти друг от друга, и Гриссел решил, что обе из оружия убийцы. Его мозг принялся за свои старые штучки: он словно видел, как все происходило, и не только видел… Убийство было слышным и осязаемым. Убийца тенью скользил по коридору, вытянув руку с пистолетом. Жертва выбежала из коридора. Грянули выстрелы — один за другим. Рука окрасилась кровью… короткая агония… Он не успел даже испугаться перед тем, как упал в бездну.
