…До двери в таверну — три ступеньки. Всего три. Или шесть шагов вниз по мокрым и прогибающимся под весом тела трухлявым доскам. Вроде бы немного. Но перед тем как сделать первый шаг, я закрываю глаза, закусываю губу и изо всех сил вцепляюсь трясущимися пальцами в плечо стоящего передо мной громилы. Переношу вес на правую ногу, слегка приседаю, нашариваю подошвой левого постола вторую ступеньку, и… еле удерживаю равновесие: камешек, вшитый точно под правую пятку, врезается в стопу. Шиплю, как готовящаяся ужалить веретенка, приподнимаюсь на носок, подтягиваю к себе правую ногу… и клюю головой…
…Мда… Тот, кто придумал такой способ поддержания образа — изувер: кожаный ремень, соединяющий обвязку на правом бедре с тоненьким, но от этого не менее жестким ошейником, не только не дает выпрямить спину, но и придает походке весьма своеобразное «очарование». Впрочем, для легенды, придуманной графом Орассаром, такая походка подходит как нельзя лучше: старая, седая, давно отжившая свой век попрошайка должна ковылять. А не «плыть» с идеально ровной спиной и гордо поднятой головой…
…Переношу вес тела на левую ногу, приседаю, ойкаю от боли в пятке и снова «кланяюсь». А потом злобно смотрю в спину идущего на шаг впереди Пайка. Ноел — скотина! Да, по легенде, он — всего лишь мой «хозяин». Человек, который выводит меня на «место», договаривается с городской стражей и глазами Серого клана. А так же забирает выручку и охраняет от посягательств вездесущей детворы. Он не обязан мне помогать. Но эти шесть ступеней вниз…
…— Шевели костями, плесень! — дикий рев, раздавшийся прямо над ухом, ловит меня на пятом шаге. И я, не удержавшись на носке, падаю на колени. Прямо в черную, как небо над головой, и вонючую, как коридоры Кошмара, лужу.
— В сторону, мясо!!! Ну?!
Это уже не мне, а Пайку: «мясо», как я уже успела узнать — это презрительное прозвище тех, кто не в состоянии зарабатывать на жизнь по-мужски. То есть воровством, грабежами или убийствами.
Услышав повелительный рык, Пайк поспешно отпрыгивает в сторону, и «белая кость» Серого клана царственно распахивает дверь в таверну.
— Ну, и что ты развалилась? — Ноел «срывает злость» на том, на ком может. То есть на мне. — Вставай! Живо!!!
С трудом поднимаюсь на ноги, вытираю ладони о то жуткое тряпье, в которое облачена и выпрямляюсь… Вернее, пытаюсь выпрямиться: ремешок, соединяющий подвязку и ошейник, тут же натягивается, и я остаюсь скрюченной в три погибели. А поясницу, измученную непривычным положением, тут же простреливает боль.
— У-у-у…
— Идем уже… — раздраженно шипит тысячник, и, «забыв про меня», первым вваливается в «Гадюшник»…
…Нет, конечно же, таверна носит более благозвучное название — на вывеске, прибитой к перекошенному забору постоялого двора, изображен то ли атакующий вепрь, то ли прущий буром медведь. Но ни один из постоянных клиентов этого заведения про это даже не вспоминает: прозвище хозяина — Гадюка, значит, место, где он обретается, должно называться гадюшником. И не иначе.
Я с ними полностью согласна. Тем более что и клиентура у Гадюки тоже мало похожа на благородных оленей или лебедей…
…Густой «аромат» подгоревшего мяса, прогорклого масла, кислой капусты, вина и нечистот шибает в нос еще в дверях. И на несколько мгновений отбивает способность нормально дышать. Впрочем, я прихожу в себя довольно быстро. А вот Ноелу приходится туго: у него за плечами нет девяти месяцев пребывания в Кошмаре. И «поездки» в телеге падальщика. Поэтому я мысленно усмехаюсь. И даже позволяю себе легонечко пихнуть его в спину…
— Стол нужен? — хриплый рык, раздавшийся из-за левого плеча, заставляет меня вздрогнуть. Вышибала, чтоб его перекосило!
— Угу… — не оглядываясь, кивает тысячник.
— Два медяка сверху… Стол — одесную, вон, в том закутке…
Ноел равнодушно пожимает плечами: то, что возможность присесть за грязное, изрезанное ножами «нечто», непонятно с чего называемое столом, стоит денег, он знает. Ибо не первый раз посещает «дно» столицы Элиреи.
Ковыляю за ним. Стараясь не наступать на вытянутые поперек прохода ноги. И не глядеть в лица «отдыхающих» клиентов…
«Ваше высочество, вы сейчас страшны, как сама Смерть: седые, растрепанные волосы. Коричневое, покрытое незаживающими язвами лицо. Струпья на пальцах рук и на тыльной стороне ладоней. Кривая спина. Грязный бесформенный балахон, под которым просто не может быть ничего интересного…» — помогая мне усаживаться в разваливающуюся двуколку, бурчал Пайк. — «Как видите, мы сделали все, чтобы вы выглядели как можно отвратительнее. Но изменить ваш взгляд мы не в состоянии. Поэтому, если не хотите усложнить нам работу, смотрите в пол, на свой подол или постолы. Куда угодно — только не в глаза: те, кто отдыхают в таких местах, знают толк в «образах». Ибо большинство из них либо сами подрабатывали сбором милостыни, либо довольно близко знакомы с теми, кто этим занимается…»
Не смотрю. И не только поэтому — для того, чтобы удержать равновесие, мне требуется все внимание, какое есть. До последней капельки. И немного везения: клиенты Щира Гадюки любят «повеселиться». И с удовольствием подставят ногу тому, кто слабее, и кто не сможет ответить на оскорбление…
