Николай РОМАНЕЦКИЙ
КАЗАКИ-РАЗБОЙНИКИ
Посетительница была еще вполне хороша собой. Этакая начинающая увядать красавица, в былые времена сводившая парней с ума и до сих пор знающая себе цену. Время от времени она игриво проводила рукой по волосам, чисто по-женски, легко и стремительно, и сразу становилось ясно, что она и сейчас не прочь понравиться. Но стоило ей начать говорить, как это впечатление мгновенно исчезало.
- Доктор, - говорила она дрожащим голосом. - Вы представить себе не можете, как я о нем беспокоюсь! И я бы не обратилась к вам, члену Мирового Совета, если бы...
- Извините, - сказал Калинов. - Я не вполне понимаю, что вас взволновало... Для его возраста это совершенно нормальное явление... Все очень просто! Они где-нибудь собираются, слушают музыку, решают проблемы бытия... Вы не помните, какими мы были в их годы?
Женщина смотрела на него, широко раскрыв глаза, даже кивала, вроде бы соглашаясь, но Калинов чувствовал, что слова, сказанные им, совершенно ее не убеждают. И было ясно видно, что, и слушая, она не перестает думать о чем-то своем.
- Нет, доктор, - сказала она. - Вы не понимаете... Вы просто не можете этого понять!.. Игорь - мой единственный ребенок. Другого у меня уже не будет... Вы понимаете?.. Я всю жизнь чувствовала то, что в этот момент чувствовал он...
Ей явно надо было дать выговориться, и Калинов стал просто слушать, даже не пытаясь вставить в этот монолог ни одной своей реплики. Он слушал, анализировал и старался понять, чем же он может ей помочь.
- Когда ему было плохо - было плохо и мне, - говорила она. - Когда он чему-то радовался, моя душа пела от счастья... Когда ему было больно, я корчилась от боли... - Она вдруг всхлипнула, и голос ее задрожал еще сильнее. - Совсем недавно все изменилось... Все-все-все! Он больше не мой... Он стал скрытен, ничего мне не рассказывает... Я не нужна ему... А совсем недавно он стал исчезать...
Она достала носовой платок и высморкалась. Калинов вытащил из бара бутылку минеральной воды, наполнил стакан. Она судорожно схватила его, поднесла трясущейся рукой к губам. Стало слышно, как часто-часто застучали о стекло зубы.
- Спасибо, - сказала она, отпив несколько глотков и вытерев платком рот. - Вы понимаете, я боюсь... Я просто боюсь! Он уходит, и я боюсь, потому что совершенно перестала его чувствовать. Как будто что-то оборвалось... Вы понимаете?
Калинов кивнул.
- Я не знаю, в чем тут дело... Я не понимаю...
- Кто вы по профессии? - спросил Калинов.
- Кулинар... Но при чем здесь моя профессия?.. Это совершенно неважно! Он исчезает, доктор, вы понимаете?!
Калинов опять кивнул. Конечно, он понимает. Разумеется, он все понимает. Да и понимать тут нечего!.. Ситуация хоть и не часто, но встречающаяся. Наверняка не замужем... И не была. Ожегшись на молоке, дуют на воду... И вот смысл всей жизни, всего существования - сын, единственный и неповторимый, кровиночка родная, плоть от плоти, никто нам с тобой больше не нужен, нам и вдвоем хорошо, правда?.. А годы уносятся, и вот уже ошалевшая от любви мама не может заменить ему мир. И он уходит. Они все уходят... Ничего не поделаешь: юность, как правило, бессердечна. И ничем не поможешь, потому что это жизнь... Вот только как ЕЙ все это объяснить?
- Вы напрасно так волнуетесь, - сказал Калинов. - Я тоже в юности сбегал из дома. И не один раз... Мы собирались где-нибудь на Огненной Земле, жгли костер и до хрипоты спорили... Или отправлялись в Экваториальную Африку, танцевали там под палящим солнцем и целовались с девчонками звездной ночью...
Ее передернуло, и он тут же пожалел, что заикнулся о девчонках. Материнская ревность... Самая темная ревность в мире! Сколько же горя эта женщина может принести и себе, и сыну, и еще кому-то... И что теперь с ней делать? Не предлагать же ей сеансы эмоциотерапии, в самом деле! Это для молодых, а в ее возрасте может оказаться уже и не безвредным для психики. Конечно, если бы ревность грозила сдвигами...
Он вдруг ощутил полнейшее бессилие. Это иногда случалось, правда, чрезвычайно редко, и тогда он, один из лучших специалистов планеты, начинал жалеть, что не пошел, скажем, в кулинары. То ли дело! Никаких тебе поражений.
- Как вас зовут?
- Нонна Крылова. - Она снова всхлипнула.
- Послушайте, Нонна... Не надо так отчаиваться. Все это пройдет, поверьте... Очень скоро пройдет. Надо только немножко потерпеть. Придет время, и ваш Игорь перестанет убегать на свою Огненную Землю. Надо только чуть-чуть потерпеть...
Она вдруг высокомерно посмотрела на него и гордо вскинула голову с шапкой разноцветных волос.
- Доктор, - сказала она. - Не надо меня учить терпению. Я начала терпеть давно, еще с тех пор, когда он в первый раз забился у меня под сердцем. - Она положила руку на грудь. - Все эти годы я терплю и жду, когда он вырастет. - Она с тоской, протяжно вздохнула. - Вот вырастет он, думала я, и обязательно сделает меня счастливой, самой счастливой на свете. Не зря же я отдала ему свою жизнь!.. Впрочем, не в этом главное. - Она махнула рукой. - Вы понимаете, в чем дело?.. - Она замялась.