Кинг Сэлвор стоял на палубе, широко расставив ноги, и напряженно всматриваясь в темноту ночи, сливавшуюся с чернотой бушующего океана. Свирепые океанские валы окатывали его с ног до головы соленой морской водой, жгучий ледяной ветер пронизывал, до костей, но моряк лишь крепче сжимал пальцами штурвал и зубы, напрягая все силы и волю. Бешеные волны с силой били в борт, стремясь развернуть судно, перевернуть его, затопить. Каждой клеточкой своего тела Кинг чувствовал скрип тросов, натянутых, как струна, которые, повинуясь морской стихии, пытались вырвать штурвал из цепких рук моряка. Но каждый раз эти попытки натыкались на упорство мускул Сэлвора, разворачивавших его в противную сторону. Снова и снова волны, уступая место друг другу, продолжали свои попытки погубить судно. Промокшая одежда стала тяжелой и мешала рулевому двигаться, на палубе, ходившей ходуном, можно было устоять с большим трудом.
Но он знал, что от его выдержки и умения зависит не только его жизнь, но и жизни еще сорока людей, веривших в него и доверившихся его искусству. Безумие спасаться в бушующем океане, когда вода, взбесившаяся под напором ветра, топит все, что может держаться на ней. Кинг это понимал и прилагал все усилия, чтобы удержать судно.
Барк «Отаго» попал в жестокий шторм, направляясь с грузом зерна в один из портов на ирландском побережье.
Вздымаемые ветром волны били в судно, креня его с одного борта на другой, перекатывались через палубу так, что казалось, будто барк уже погребен соленой водой и лишь мачты возвышались над поверхностью. Но спадала вода и вновь над бурлящим океаном появлялись просмоленные борта упрямого судна.
Порой глазам открывалась леденящая душу картина.
Среди многих волн, появлялась одна, гораздо больше других, быстро продвигаясь, она росла на глазах, поднимаясь высоко над палубой барка. Всей своей массой она обрушивалась на судно и с грохотом прокатывалась по палубе, смывая за борт все, что было плохо прикреплено, сбивая людей с ног, но моряки упорно сопротивлялись. Они отважно боролись за жизнь барка, противопоставив напору волн и ветра свой опыт, умение и спайку, родившиеся в неоднократных схватках со стихией. Чуть зазевался, не успел, не сумел остановиться, когда могучий поток увлекает за собой — лишь мелькнет и исчезнет где-то среди волн человеческая голова и океан примет новую жертву.
На корме барка рядом со штурвалом стояли два человека. Один из них, крепко вцепившись в релинги и всем корпусом подавшись вперед, пытался разглядеть хоть чтонибудь в кромешной тьме. Ветер уже давно сорвал с него шляпу, обнажив седеющую голову, и, развевая длинные волосы, хлопал полами кафтана. Стоявший рядом с ним человек был в плаще, его шляпа была надвинута на самые брови, он сжимал трубку крепкими пожелтевшими зубами.
Моряк также пригнулся, всматриваясь во тьму ночи, изредка отпуская крепкие словечки, которыми изобилует разговор морских скитальцев.
Внезапно рулевой вздрогнул и подался вперед, чуть ослабив хватку. Словно почувствовав это, волны ударили в перо руля, и штурвал, как живой, рванулся из рук моряка.
Нечеловеческим усилием Сэлвор удержал его и стал вращать в другую сторону, наперекор своенравной стихии.
— Маяк!
Моряк с трубкой, в которой уже давно промок весь табак, быстро оказался возле рулевого.
— Где?
— Прямо!
Среди пенистых гребней блеснула яркая звездочка рукотворного света.
Прыжком моряк очутился на прежнем месте возле капитана. Наклонившись, он что-то кричал ему в самое ухо, но капитан резко мотнул головой, отказывая.
Сквозь шум беснующегося моря и свистящего ветра, до Кинга долетали обрывки фраз, по которым он догадывался, что капитана в чем-то убеждали, но тот не соглашался. Однако Кинг был уверен, что его удастся уломать — он достаточно хорошо знал характер штурмана Джона Скарроу, с которым нес вахту.
Капитан сжал плечо штурмана:
— У меня нет выбора, Скарроу! Я вверяю судьбы людей и барка вам, и да поможет бог.
Скарроу не надо было говорить дважды. Он не стал терять время на выражение благодарности, а спустился на главную палубу. Штурман отдал несколько распоряжений работавшим там матросам, и вот уже один из них, удерживаясь за снасти, медленно двинулся вдоль борта на нос, в помощь находившейся там команде. Убедившись, что его приказания выполняются, Скарроу поднялся на ахтердек.
Кинг почувствовал, как на его плечо легла рука друга, но не обернулся, не взглянул на него. Скарроу не удивился: он знал в Кинге неплохую черту, которой недостает многим людям нашего времени. Моряк мог внимательно слушать и продолжать заниматься своим делом. Он мог хмыкнуть или покачать головой, даже усмехнуться или зевнуть, но те, кто, как Скарроу, знал Сэлвора, понимали, что моряк отлично уяснил и запомнил все сказанное. И теперь он не изменил привычке — слегка кивнул головой и не отрывал напряженного взгляда от бушующего моря, за которым лежал берег.
А берег был близко!
На баке давно разглядели мерцающий огонек маяка и с надеждой и болью вглядывались в темную полосу на горизонте. Это была та земля, к которой стремится любой моряк, чтобы после долгих, изматывающих силы штормов и изнуряющих душу штилей, отдохнуть и затем вновь выйти навстречу неизвестности, таящейся в океанской синеве, такой ласковой и жестокой. Но бывают в жизни морских тружеников дни, когда становится желанной безбрежная гладь моря, когда кажется, что нет ничего лучше морской волны. Тогда берег становится призраком смерти, и судно, подвластное двум вечным стихиям — воде и ветру, неумолимо летит к земной тверди, где находит свой конец.