– Что это значит?
Человек оторвал взгляд от страницы, пламя свечи чуть дрогнуло. Потом тишина стала вязкой, как и этот воздух вокруг, а огоньки свечей, теперь ровные, показались почему-то липкими. Но…
Рука человека всё ещё касалась книги.
– Лабиринт может быть разрушен?! – хрипло выдохнул он. И замолчал, словно испугавшись произнесённого святотатства. Отвёл от манускрипта старческие пальцы, на лбу выступила испарина, и пришлось откинуть к плечам капюшон, подбитый алым, как пользовали Возлюбленные братья.
Человек был настолько стар, что почти забыл звучание имени, какое носил в миру, среди гордых капитанов Пироговского моря, сотоварищи же давно обращались к нему «брат Фёкл». Только Книга была намного древнее, бесценной. Во многих местах бумага потемнела, покрылась «лисьими пятнами» и пропиталась сыростью, как при дурном хранении; некоторые листы слиплись (стоит отметить, в наиболее важных местах), склеились так, что требовалось немало труда отделить один от другого, не навредив Книге. Конечно, имелись и соскобы текста, и манускрипт явно расшивали, затем сшили заново. Только всё это было неважно. Он впервые смог прочитать Книгу по-другому. «Деяния Озёрных святых». И главное, заключительную часть, вызвавшую в своё время немало споров и разночтений. Девять Святых Пироговского Озёрного края возвестили о грядущем. Собственно говоря, всю заключительную часть можно рассматривать как корпус пророчеств. И… Брат Фёкл нашёл ключ. Щека болезненно дёрнулась. Взгляд снова приковала к себе раскрытая страница, видимо, от напряжения перед глазами поплыло. Нашёл тайный код, шифр, только…
– Как же так? – прошептал брат Фёкл, хотя был в своей келье в полном одиночестве, и единственным его собеседником оставался подобранный недавно на хозяйском дворе обители дымчатый котёнок, забавляющийся сейчас игрой с собственным хвостом.
Шифр оказался настолько простой, настолько всё время лежал на поверхности, прямо перед глазами, что становилось неясно, в чём, собственно, его тайна. Шифр не только находился в книге, он и был самой Книгой, её непреложным атрибутом, как гнев и благодать Господня, числами, из которых явился священный текст и словно требовал: «Ну, разгляди, прочти же меня, наконец!» Прорезанная глубокими морщинами щека опять дёрнулась. Девять Святых оказались теми ещё шутниками. Конечно, ведь что бы там ни утверждал брат Дамиан об их старчестве (благочинность, конечно же, необходима, и Возлюбленный Дамиан сто раз прав!), прежде всего, они являлись капитанами Пироговского речного братства. Но тогда…
Стало зябко. Брат Фёкл не мигая смотрел на манускрипт. Пальцы, чуть подрагивая, вернулись к раскрытым страницам и, будто задабривая, погладили их.
– Смысл всего меняется, – произнёс брат Фёкл. И вздрогнул. Нет, наверное, он не услышал эха в своей уединённой келье, но, казалось, сам этот липкий воздух ответил ему угрозой.
Отроки-послушники закончили уборку трапезной, выжали тряпки, обтёрли руки нижними краями длинных фартуков, укрывших сутаны, и уселись передохнуть на приступке, разделившем залу пополам. Фартуки, взятые на кухне, были грязными и, стоит признать, достаточно зловонными, в отличие от личных вещей послушников, содержащихся в чистоте – гигиене в Озёрной обители придавалось первостепенное значение. Длинные столы, пол, скамьи теперь также сверкали чистотой. Ох, уж сегодня Возлюбленные братья и позволили побаловать себя яблочным сидром перед теологическим диспутом, а кое-кто чем и покрепче не побрезговал. Так шумели, так разошлись в праведных спорах, что у отроков-послушников, заставших самый финал дискуссии, аж уши горели – как бы кого в ереси не уличили…
С кухни доносились монотонные звуки – натирали металлическую поверхность. Мальчики понимающе переглянулись.
– А Пухлый так и драит котлы, – важно заключил один, кивнул и весело добавил: – На камбузе.
