– Эй, Калле! Андерс! Ева Лотта! Вы на чердаке?
Сикстен задрал голову, чтобы посмотреть, не высунется ли кто-нибудь из Белых Роз в чердачное оконце.
– Интересно, куда же они подевались? – воскликнул Юнте, убедившись, что в штабе Белых Роз не замечалось никаких признаков жизни.
– Их и в самом деле там нет? – нетерпеливо удивился Сикстен.
В чердачном оконце показалась белокурая голова Калле Блумквиста.
– Не-а, нас тут нет, – с серьезным видом заверил он. – Мы только притворяемся, что мы здесь.
Сикстен не удостоил внимания его язвительную реплику.
– Что вы делаете, хотелось бы знать.
– Хм! А как по-твоему? – спросил Калле. – По-твоему, мы в дочки-матери играем?
– С вас станется. А Ева Лотта с Андерсом тоже наверху? – поинтересовался Сикстен.
Рядом с Калле в чердачном оконце замаячили еще две головы.
– Не-а, нас здесь тоже нет, – ответила Ева Лотта. – А что вам, собственно говоря, надо, Алые?
– Всего-навсего дать вам слегка по шее, – ласково ответил Сикстен.
– И узнать, что все-таки будет с Великим Мумриком, – подхватил Бенка.
– Может, до конца летних каникул вы так ни на что и не решитесь? – поинтересовался Юнте. – Так вы спрятали его или нет?
Андерс проворно соскользнул вниз по канату, который позволял Белым Розам быстренько спускаться вниз из своего штаба на чердаке пекарни.
– А что, если мы и вправду спрятали Великого Мумрика? – спросил он.
Андерс подошел к предводителю Алых Роз, заглянул серьезно ему в глаза и, отчеканивая каждое слово, произнес:
– Черно-белая птица вьет гнездо у заброшенного замка. Ищите ночью!
– Чихал я… – это было единственное, что смог ответить на вызов предводитель Алых Роз.
Однако он тут же вместе с преданными ему воинами удалился в укромное местечко за кустами смородины, чтобы обсудить слова Андерса о «черно-белой птице».
– Чепуха! Это наверняка сорока! – заявил Юнте. – Великий Мумрик лежит в сорочьем гнезде. Это даже малый ребенок сообразит.
– Да-да, милый Юнте, это даже малый ребенок сообразит, – крикнула с чердака пекарни Ева Лотта. – Подумать только, даже такой малыш, как ты, кое-что соображает. Ты, верно, рад этому, милый Юнте.
– Можно я поколочу ее? – спросил Юнте своего предводителя.
Но Сикстен счел, что Великий Мумрик важнее всего, и Юнте отказался от карательной экспедиции.
– «У заброшенного замка», – повторил Бенка и осторожно, чтобы не услышала Ева Лотта, прошептал: – Это может быть только у развалин замка.
– В сорочьем гнезде у развалин замка, – удовлетворенно сказал Сикстен. – Побежали.
Садовая калитка пекарни захлопнулась за тремя рыцарями Алой Розы с оглушительным грохотом, заставившим кошку Евы Лотты, задрожав от страха, пробудиться от послеобеденного сна на веранде. А пекарь Лисандер, высунув из окна пекарни добродушное лицо, крикнул дочери:
– Как по-твоему, когда вы пекарню вверх дном перевернете?
– При чем тут мы? – оскорбленно возразила Ева Лотта. – Это Алые носятся сломя голову, как стадо бизонов. Мы-то так не хлопаем.
– Ладно, пусть так, – согласился пекарь, протягивая целый противень с соблазнительными венскими булочками вежливым и предупредительным рыцарям Белой Розы, которые не хлопают калитками.
Немного погодя три Белые Розы выпорхнули из калитки, снова хлопнув ею с таким шумом, что почти отцветшие на цветочной клумбе пионы с легким тоскливым вздохом осыпали последние лепестки. Как это Ева Лотта сказала: стадо бизонов?!
Война Алой и Белой Розы вспыхнула два года назад, тихим летним вечером, и ни одна из воюющих сторон не желала уступать. Война бушевала уже третий год, и Андерс считал примером, достойным подражания, настоящую войну Алой и Белой Розы, которая длилась целых тридцать лет. – Если они в старину могли держаться так долго, то мы и подавно сможем, – горячо заверял он.
Ева Лотта была настроена более трезво.
– Представь себе, ведь если ты будешь воевать целых тридцать лет, ты станешь к концу войны жирнющим стариком лет сорока. И если ты по-прежнему будешь валяться в канавах и охотиться за Великим Мумриком, то-то радости будет малышам! Похихикают всласть.
Да, тут было над чем призадуматься! Невесело, если тебя станут высмеивать, а еще хуже – если тебе стукнет сорок, а другим счастливчикам будет не больше тринадцати-четырнадцати.
Андерс питал явную неприязнь к этим будущим юнцам, которые когда-нибудь захватят все места, где они играли, укромные уголки, где прятались, и еще станут вести войну Алой и Белой Розы. К тому же у них, может быть, хватит наглости насмехаться над ним, над ним, который был предводителем Белых Роз еще в те далекие времена, когда этой дерзкой малышни и на свете-то не было!
Андерс очень расстроился. Слова Евы Лотты заставили его задуматься о том, что жизнь коротка и что надо играть, пока не поздно.
– Во всяком случае, никому никогда не будет так весело, как нам, – утешил своего предводителя Калле. – А что до войны Алой и Белой Розы, так тем будущим соплякам ее вовек не придумать.
С этим Ева Лотта была целиком согласна. Ничто не могло сравниться с войной Роз. И когда они в будущем станут, как она предсказывала, достойными сожаления сорокалетними стариками, они всегда будут вспоминать свои удивительные летние игры, И ощущать, как здорово мчаться босиком по мягкой траве Прерии (так называли Алые и Белые Розы большой луг неподалеку от замка) вечерами, в самом начале лета. Вспомнят они и о том, как тепло и ласково булькала под ногами вода, когда они на пути к какой-нибудь решающей битве пробирались по гати из хвороста, проложенной на болоте Евой Лоттой. И как ярко светило солнце в распахнутые чердачные оконца, когда даже от деревянного пола в штабе Белых Роз пахло летом.