Алена Василевич
Калиновая рукавичка
Перевод с белорусского Б.Бурьяна И В.Машкова
При чём тут рукавичка, если сказка будет о красной калине, о старой ели-сказочнице, о ветре-бездомнике?
А вот послушай.
Росла на опушке леса калина. Долго была она совсем маленькой и вдруг как-то незаметно выросла. Зацвела белым цветом, принарядилась - всем деревьям на удивление и на зависть.
- Ф-фы... Ф-форсуха! - поглядывая на неё, трепетали листвой в овражке осины. Они всегда были бледные и зелёные, и всегда им было холодно.
- Подумаеш-шь, хочет всех перещеголять, - шептали в досаде хмурые ели. У них наряд был тёмным, как у монашек, и переговаривались они всегда шёпотом.
Цепкие колючие дубки, что росли на склоне холма, не жаловали молодую калину добрым словом потому, что она не обращала на них внимания.
Одна только старая ель-сказочница смотрела на калину-красавицу с сочувствием и жалостливо кивала мохнатой головой.
- Поцветёт, покрасуется да и завянет. Не она первая, не она последняя. Гуляет по лесам да по долам ветер... Пробирается сквозь чащу дикий зверь... Человек бродит... А руки у него не всегда добрые: ломает и крошит всё, что попадается на пути...
Ель-сказочница прожила долгую жизнь и всякого повидала на своём веку.
Родилась она в этом лесу давным-давно. Ещё до пожара. Тогда жили здесь и её мать, молодая стройная ель, и бабушка её, такая же, как и она сама теперь, - согнутая, угрюмая... А потом по лесу пронёсся пожар. Целую неделю лицом к лицу с пламенем сражался лес. Целую неделю истреблял огонь лесную чащу. Сгорела тогда её мать, молодая красавица ель, сгорела и старая бабушка. Погибли все родные и близкие. И соседи все погибли. Каким-то чудом спаслась в этом аду только она одна - маленькая ёлочка. Пожар опалил и её, но она всё же выжила. Скривилась, пригнулась, искалеченная, на одну сторону, но всё-таки выжила!
Прошёл год, а за ним второй, потом ещё год - и показались на пожарище тоненькие весёлые берёзки, пробился кое-где ельник, пошла всякая лесная мелкота.
Миновало ещё несколько лет, и большое лесное несчастье, как и всё на этом свете, стало понемногу забываться.
Вот почему ель-сказочница была самой старой и самой мудрой в этом лесу.
День-деньской покачивалась она и молча присматривалась к окружающей лесной жизни: как ведут себя и о чём толкуют младшие деревья, про что распевают птицы, в какие края летает ветер-бездомник... Присматривалась, прислушивалась и всё приговаривала что-то сама себе, всё шептала что-то...
А ночью, когда в лесу царила тьма, хоть глаз выколи, прилетала к ели-сказочнице старая сова. Днём она спала, а ночной порой рыскала по лесу, искала, чем поживиться.
- Это ты, полуночница... - недовольно встречала сову ель. - Не люблю я твоих жадных глаз... Все вокруг спят, а ты всё шастаешь, всё шастаешь по лесу. И сон тебя не берёт!
- Я днём отоспалась, - позёвывала сова, - а ночью у меня время охоты: где глупого сонного зайца схвачу, где на мышиную семью нападу. Ху-ху-ху!
- Злодейка ты!
- Ху-ху-ху! - снова прямо в ухо старой ели смеялась сова. - Зато ты слишком добрая...
И - мах-мах тяжелыми крыльями - бесшумно исчезала в темноте.
- Полетела, - ворчала вдогонку сове ель-сказочница, напряжённо прислушиваясь к шорохам в белочкиной избушке.
Белка жила по соседству со старой елью, в уютном осиновом дупле. Была она озорная и болтливая. Но старая ель уважала белку за трудолюбие и сноровку.
Всё лето напролёт рыжим огоньком металась белка с дерева на дерево. Словно иного занятия и придумать себе не могла. Но лишь только осень напомнит о себе первым прохладным ветерком и первым мелким дождиком, как белка бросала все свои игры и принималась за работу. Ремонтировала избушку, выстилая ее тёплым мхом, законопачивала все щели. Потом с утра до вечера заготавливала орехи, жёлуди, грибы. На минутку не присядет даже... Такая работница!
Старая ель нередко удивлялась: и откуда у белки столько сил берётся, чтобы целыми днями таскать на себе такие запасы? И тогда она добрела: наберёт полный подол душистых зернистых шишек и рассыплет перед белочкой.
- На вот тебе! Будешь зимней стужей лущить шишки да благодарить бабку-ель...
- Спасибо, спасибо, бабуся! Они такие сладкие, такие вкусные! благодарила белка, набивая под самую крышу свои амбары.
И снова - прыг-скок - рыжей молнией мелькала в листве соседнего орешника.
Ого, белка была очень старательной, очень заботливой хозяйкой!
Про это не раз говорила старая ель и дятлу-дровосеку, и кукушке-мачехе.
- Посмотри, как о доме да о детях заботиться нужно: и тепло чтоб было, и вкусненько. А у тебя, мачехи, только и слышишь, как дети плачут, упрекала она кукушку.
И на самом деле, на всю лесную чащу откуда-то издалека разносилось одинокое и жалобное "ку-ку...".
- Пусть не разлетаются по всему лесу, - оправдывалась кукушка, - а то заблудятся, а потом: "ку-ку" да "ку-ку". Сидели б дома!
- Дома... - укоризненно кивала головой ель. - Дома... Какой же у них дом? Вот подбросила ты их мухоловке... Ну, растит она их, ну, кормит... Да ведь не родная мать. Самого жирного червяка небось не твоим детям отдаст, а своим горластым.
