Вначале было слово. Слово «мама». За ним пришли другие слова, и одно из первых — «Хочу». Оказалось, однако, что мое «хочу» далеко не всегда согласуется с «хочу» власть предержащих. Например, мне представилось естественным наряду с русским знать древний язык моего народа, читать книги на этом языке, посещать театр, где ставились пьесы из его жизни, его истории… Выяснилось, что это невозможно. Так создалось парадоксальное: мой язык — иврит, из которого не знаю ни одного слова; моя страна Израиль — где никогда не был. Чужой язык оказался родным; в чужой стране, ставшей чужой задолго до того, как я оставил позади ее границы, я родился и прожил 35 лет…
Сохранилось желание рассказать многое — о себе и о других, нашедших путь к самим себе и медленно ступающих по тернистой тропе, и о тех, кто еще в стороне от нее, но верится, найдет.
И, наверно, долго еще я смогу рассказывать только по-русски. Нельзя же приносить в жертву возможность и необходимость достаточно полно, убедительно и своевременно высказаться.
К восемнадцати годам судьба приготовила для меня должность чертежника в проектной конторе. Дни текли серые и одинаковые, как карандашные линии на моих чертежах, и еще не истерлись из памяти мечты о штурманской рубке огромного океанского лайнера. И было немного стыдно перед самим собой за ту жалкую роль, какую жизнь мне подкинула.
Бухгалтером в этой конторе служила пожилая еврейка Клара Абрамовна. Встречая, она всегда внимательно меня разглядывала, как-то вкрадчиво и немного бесцеремонно. Это меня не удивляло. Я не очень похож на еврея и к восемнадцати годам привык, что некоторые присматриваются ко мне, угадывая, еврей я или нет.
Однако вскоре я убедился, что ошибался, Клару Абрамовну интересовало не мое происхождение.
Однажды она остановила меня в коридоре:
— У меня к вам есть дело, Миша.
Клара Абрамовна о чем-то подумала, затем, как всегда в нос немного растягивая слова нерешительно проговорила:
— Дело не совсем обычное, вернее совсем необычное, и к работе не имеет отношения.
Заметив на моем лице нетерпение, снова заговорила:
— Скажите, Миша, вы любите театр?
— Конечно, люблю, Клара Абрамовна, — не задумываясь ответил я.
— А какой театр вы любите больше всего, Миша? Оперу, музыкальную комедию или драму?
Я задумался. На подобный вопрос у меня имелось несколько ответов. Я избрал самый неопределенный.
— Я люблю все жанры, Клара Абрамовна. Все зависит от пьесы и от постановки.
— Это очень хорошо, Миша. Это говорит о широте ваших интересов. Но все-таки, какой самый любимый жанр в театре…
Пришлось избрать другой ответ.
— Самый любимый… пожалуй, все-таки драма.
— Я так и думала, — вздохнула Клара Абрамовна как будто с облегчением, и в ее взгляде появилось что-то. Такими взглядами обмениваются познавшие друг друга единомышленники, сторонники редких религиозных учений, коллекционеры почтовых марок одинаковой тематики, и, наверно, двое негров случайно встретившихся на северном полюсе.
— Видите ли, Миша, — продолжала Клара Абрамовна, — я тоже страстно люблю драму. Ну, профессиональной актрисой я не стала, как видите. — Клара Абрамовна слегка подчеркнула это «как видите», — хотя произнесла без грустной интонации. — И даже не пыталась ею стать. Дело, видимо, в том, Миша, что я слишком поздно обнаружила это свое призвание. Было уже не до учебы — семья, заботы… Но я не смогла отказаться от сцены совсем. И вот вместе с мужем — он теперь уже на пенсии — организовала драмкружок при нашем домоуправлении. Коллектив у нас небольшой, но очень дружный. И люди есть способные. Катенька, например, окончила школу и хочет поступать в театральное училище.
Клара Абрамовна улыбнулась, говоря о Катеньке.
— И вот какое дело у меня к вам, Миша. Мы в драмкружке собираемся ставить новую пьесу, небольшую, одноактную. Пьеса очень интересная, действие в ней развивается очень быстро. Из времен гражданской войны… Вы меня извините, Миша, что я так непоследовательна… Одним словом, я хочу предложить вам, Миша, не желаете ли вы попробовать свои силы на сцене?
Клара Абрамовна замолчала, немного откинула голову назад и благожелательно улыбаясь, глядела на меня.
Я стал раздумывать над ее неожиданным предложением.
Клара Абрамовна как будто спохватилась, замахала рукой и почти испуганно, быстро проговорила: «Нет, нет, не отвечайте сразу, подумайте, а потом скажете. Завтра, например… Хорошо?»
— Хорошо, я подумаю, Клара Абрамовна.
Весь день и вечер я думал над ее предложением. Итак, сцена! А почему бы и нет? Почему именно техник-конструктор?
Сыграю на этой самодеятельной сцене, сыграю хорошо. Потом районный смотр художественной самодеятельности. Меня замечают. Переговариваясь между собой, в мою сторону одобрительно кивают члены жюри… После спектакля за кулисы приходит маститый режиссер, член жюри. Он жмет мне руку и сдержанно поздравляет. Он интересуется, каковы мои дальнейшие творческие планы, не мечтаю ли я о профессиональной сцене… Голова у меня кружилась. Я долго смотрелся в большое зеркало маминого трюмо, воображая себя в разных знаменитых ролях.
И еще Катенька. Образ ее, пока безликий, притягивал меня, волновал.