Однажды к нам в дом забрались дикие пасюки. Каким образом? Обыкновенно — зашли через входную дверь, как и все нормальные люди. Дело было летом: тополиный пух, жара, июнь — поэтому было открыто все, что можно было открыть. Если бы они постучались, мы бы расстелили ковровую дорожку, наладили небольшой оркестрик, а так….
Утром дочь сосредоточенно ветрела в руках объеденную до состояния палочки кисточку для смазывания сковородки. Сначала я ничего не поняла: неужели коты, усиленно откармливаемые дедом, настолько оголодали? Кисточку пришлось выбросить и купить новую, которую тоже сгрызли плюс наглый длинный хвост, неспешно уползающий в угол. Вот тогда я и заподозрила — у нас завелся кто-то лишний, и срочно собрала совет.
Перерыв весь дом и близлежащие окрестности, мы нашли один капкан, и дед установил его в подполе. Но крысы попались битые жизнью и, аккуратно обглодав начинку, умудрились больше ничего не тронуть. Парили, наверно. Дед тоже не вчера родился, поэтому это учел и повесил приманку над капканом, и одна таки попалась. Остальные разумно решили обойтись без бесплатного сыра.
Два дня коты караулили «варяжских гостей», а дед мастерил крысоловку: ящик с захлопывающейся решетчатой крышкой. Я бы кровожадно предпочла, чтобы крысу чем-нибудь результативно придавило, но что есть — то есть. А потом начались охотничьи выходные: мы разбрелись по комнатам и занялись ожиданием.
Через час я имела сомнительное удовольствие лицезреть злобную и совершенно не испуганную морду пасюка. Он смотрел на меня через сетку верха и щелкал зубами, как в голливудских ужастиках. А я смотрела на здоровенного его и понимала, что надо как-то разруливать ситуацию, но убейте — не знала как. Нет, в принципе я знала, но ни рука, ни нога не поднимались. В конце концов, оставив все на совесть деда — охотник он или нет? — я ушла на кухню.
Через полчаса туда ворвалась доца с крысиной переноской в руках и возгласом: «Я крысу поймала?». Тоже мне новость! Поймала и поймала, не первый раз сбегают. И тут выяснилось, что — дикую. Оп-па.
Как было дело. Дочь разбирала рисунки, сидя на полу своей комнаты, и краем глаза заметила мелькнувшую тень. Реакция у нее отменная, натренированная на домашних любимцах, а логика чисто женская: раз бегает — значит, опять кто-то слинял из клетки. Мгновенный вывод? Слинял — надо поймать. Поэтому она, не глядя, хватает няшку за хвост, вытягивает ее из-под батареи и заталкивает в стоящую рядом переноску. Замок защелкнут, руки отряхнуты, лицо довольное, и тут включается мышление: а любимиц-то сегодня никто не выпускал в связи с нашествием «варягов».
А кто тогда сидит в переноске? А в переноске сидит офигевшая от неожиданного поворота судьбы крыса с глазами фантиком и усами веером. После этого до дочери постепенно доходит, какая она храбрая, ловкая, находчивая и вообще … да, дура — поймала зубастого, дикого пасюка голыми руками!!! Лицо из довольного становится вытянутым, глаза и рот — круглыми, а эмоции — зашкаливают.
Подводим итог: один труп и еще две штуки по шкатулкам. Супер! И тут встает ребром вопрос — это все или еще есть?
В это время приходит дед с внучкой, моей племяшкой. Племяшка не маленькая, семнадцать уже стукнуло, а тут такие разборки. Как пропустить? Никак. И она тоже прибежала посмотреть, но уж никак не поучаствовать. Увы, от судьбы не уйдешь.
Пока почти все охали и ахали (дед говорил другие слова) возле вынесенных во двор пленниц и решали их участь, я смоталась на кухню, чтобы прихватить кочергу и торжественно вручить ее деду. Тот в двух коротких, но емких словах отказался от навязываемой ему роли, мотивировав это тем, что лежачих не бьют. Вообще-то кочерга выносилась для другого: в качестве орудия защиты от озверевшего юркого зверя, который может не слабо прыгнуть, что в высоту, что в длину. Чем-то же надо от него отмахиваться.
Папа у меня упертый: объяснять и уговаривать его, как пинать бетонный столб — проще плюнуть и отойти. Что я и сделала, пожелав им самим целоваться с этими, и ушла в дом.
Стою посередине кухни, сглатывая яд и шипя, как змея, и тут слышу шебуршание в угольном ларе. Уголь сам ходить не умеет, а то бы я на него подумала. Да и нет его там — на улице лето, жара, тополиный пух, кто не помнит. И явно не коты, которым надо расплющиться до состояния бумажного листа, чтобы туда просочиться. Приподнимаю крышку и нос к носу сталкиваюсь с четвертой крысой. Тоже дикой и здоровой. Захлопываю крышку и начинаю усиленно думать.
Думаю минут пять: я не доца, то есть не ду… — голыми руками пасюков ловить. Сачок для бабочек, которого у меня никогда не было даже в моем золотом детстве, отпадает. Если открыть крышку — пасюк слиняет. Не открыть — все равно слиняет, но позже: не век же я возле ящика сидеть буду. Мужественно принимаю решение вытащить ларь вместе с крысой на улицу, не забыв закрыть дверь во избежание повторного проникновения.
Чертов ларь крепко зажат между печкой и ступенькой, и племяшка пришлась как никогда кстати. Пока дед любовался на трофеи во дворе, я припахала обеих дам к выдергиванию тяжеленного железного ящика (сейчас измерю) 55х55х25 плюс железная крышка. Если мы с доцей — крепкие девушки, живущие в своем доме, и привыкли к тяжелому обогащающему внутренний мир труду, то племяшка, выросшая в благоустроенной квартире, как в парнике — нет, поэтому мы пыхтим, но тащим ларь, а хрупкое тепличное растение верещит, но держит крышку, так как она без петель. Просто лежит. Прикрывает. Крысу.
