Жила на берегу лесного озера Лисичка. Под сосной, в песчаном пригорке была у неё нора.
Ах, какой прекрасный вид открывался с этой горушки! И любил захаживать к ней в гости Петух из соседней деревни.
Бывало, сидят они рядком у норки на травке, озером любуются, смотрят, как ветерок водичку волнует – слегка-слегка осоку, кувшинки жёлтые и лилии белые покачивает – лесных пташек слушают и беседуют.
Да только болтали они вот так, однажды, болтали, судачили, судачили, лесом, озером, кустиками-деревцами, водорослями-цветочками любовались, да и повздорили. И повод-то был пустячный. Речь зашла о погоде.
– Никудышный, – предсказывает Петух, – завтра денёчек будет – буря, ливень. Ты, Лиса, меня знаешь, я зря болтать не стану. На зорьке встаю, всех бужу, ненастье гребешком, бородкой и шпорами острыми чую.
– Знать-то, я тебя знаю, – отвечает Лиса, – и давно. Да только я ведь тоже не лыком шита. Тоже рано встаю, на охоту хожу, тоже мастерица погоду угадывать. Гребешка, бородки и шпор у меня нет. Зато хвост пушистый. Вот он-то мне и подсказывает, что вёдро будет завтра – небо синее-синее, солнце яркое-яркое, и облачков не предвидится вообще, ни единого.
– Да как это – не предвидится? Да как же – ни единого? – даже возмутился Петух. – Да ты глаза-то, Рыжая, протри. Видишь, облачко плывёт? На коршуна похоже. Вот-вот солнце закроет. А за ночь и всё небо тучи заволокут. Ничего твой хвост в предсказаниях не смыслит. Наверное, он у тебя линяет – облезлый и на помело похож.
Про помело Петух, конечно, переборщил. Для красного словца ввернул – увлёкся. Хвост-то у Лисички был на загляденье – огненный, пышный.
– Смыслит, смыслит, – обиделась Лиса. – Он у меня ещё весной отлинял. Да какое же это облачко – коршун? Вот уж точно – у страха глаза велики. – Приставила она лапку козырёчком ко лбу. – Уж очень ты, Петя, коршунов боишься. А облачко, всего лишь – птичка-невеличка. Даже можно сказать – муха, комар. Вот-вот растает. И вообще, что тебя мой хвост так волнует? Ты лучше на себя оборотись. Не понимаю, как такие сморщенные гребешок и бородёнка предсказывать что-то могут? Про шпоры, крючочки хилые, я уж и вообще молчу.
Насчёт гребешка и бородки Лисичка тоже, конечно, палку-то перегнула. Тоже для красного словца обидные выражения выбрала. Они-то, как раз, у Петуха налитые были, пунцовые. А шпоры – крепки.
Слово за слово, наговорили приятели друг другу глупостей. Обиделся Петух, отправился, расстроенный, восвояси. Огорчилась Лиса, залезла в нору, обиженная, спать.
А денёчек назавтра выдался ни то, ни сё, ни погожий, ни ясный, так – серенький. Солнышко через облачка высокие, перистые не проглядывало, но и ветра с дождём тоже и в помине не было.
И вот сидит Лиса у норы, на небо поглядывает и размышляет – как бы ей с Петухом помириться? Привыкла она, что он к ней в гости захаживает, и вместе они лесом, озером любуются, болтают о том, о сём.
Тут Заяц мимо скачет. – Что, Рыжая, опечалилась? – спрашивает. – Да, вот, с Петухом повздорила, – жалуется Лиса. – Голову ломаю, как теперь помириться. Дай, Серый, совет.
– Ох, не знаю, что тебе и сказать, – вздыхает Зайчишка. – У нас, у косых, сама знаешь, душа заячья, трусливая. Чуть ссора какая, сердце сразу в пятки уходит. И мы сразу дёру даём – только пятки и сверкают. Вот что я тебе скажу: петух птица грозная, у него шпоры, клюв. Мой тебе совет – беги скорей за тридевять земель, куда глаза глядят, пока он назад не вернулся.
И ускакал Косой. «Да что же мне этот Заяц такое насоветовал? – думает Лиса.
– Бежать – куда глаза глядят? Вот сейчас я на озеро смотрю. И что ж мне теперь – по воде скакать? Так ведь не паучок я, чай, не водомерка. Лисица Патрикеевна, как-никак».
Тут видит она, Ежиха по делам своим срочным торопится. – А ну, стой! – приказывает ей Лиса. – Быстро говори, как мне с Петухом помириться? Он мой хвост помелом обозвал.
– Ох, непростая задачка. Пуф, пуф, пуф, – пыхтит Ежиха. – Не знаю, что и придумать. У нас, у ёжиков, хвостов-то отродясь не бывало. Но вот тебе мой наказ: увидишь этого забияку, фыркай, ершись, иголками ощетинься, а потом исхитрись и уколи исподтишка. Пуф, пуф. Чтоб неповадно было! Чтоб знал в следующий раз, как обзываться.
Скрылась Ежиха в ёлках – и след простыл. «Ну, пофыркать-то я ещё смогу, – размышляет Лиса. – А чем же я Петю-то уколю? Шипов у меня нет. Если палочкой какой, или веткой, так исподтишка не получится».
И тут видит она, из норки Мышка серенькая выглянула. – Пи-у, пи-у! Уступи-у! – пропищала и сразу обратно в норку нырнула.
Поняла Лиса, что Мышка её разговор с Зайцем и с Ежихой подслушала и тоже решила свой совет дать.
«А может быть, это и выход, – призадумалась Лиса. – Я бы сама никогда до такого не додумалась! Надо же! Пи-у, пи-у – уступи-у».
В это же время сидит Петух на заборе, нахохлившись, по озеру лесному, по пригорку песчаному, по Лисичке скучает. Видит, Индюк под забором бормочет, гусениц-личинок выискивает.
– Индюк-индюк, подскажи, как мне с Лисой помириться? – спрашивает его Петух. – Она мои шпоры крючками хилыми назвала.
– Щипать, щипать и щипать! Бр-р-р! – пробурчал Индюк, потряхивая свисающими с носа и с подбородка бородавками. – И побольнее! Лучше с вывертом, до синяков. Больно, больно, больно! Мы, индюки, только так и поступаем. Бр-р-р!