Глава 1. Где начало того конца, конец которого является началом?
Итак, представь себе лето, солнечный июльский день, час дня по полудню, жарко.
Весь первый факультет военно–морского училища выстроился и ждет команды, чтобы весело зашагать на обед, отбивая шаг перед факультетским начальством.
Итак, слушай, что было дальше!
— Факуль…те…е…е…т! Равняйсь! Смирно!
— Курсант такой–то! Выйти из строя на десять шагов!
Не ждал и вздрагиваю от услышанной своей фамилии. По привычке, как учили, правую руку на плечо, впереди стоящего товарища, который так же заученно делает левой ногой шаг вперед и отступает вправо. Я следом за ним. Выхожу из строя, печатая шаг, как на параде. Мысленно про себя, считаю и, печатая ноги на асфальте, шагаю.
Раз, два и так до десяти. Теперь разворот на месте, кругом. Раз, и замер.
— Слуша..а..й приказ!
Пока читают, стою у всех на виду, вглядываюсь в лица с кем уже не один год подряд день и ночь, день и ночь. Сколько волнений, радостей и переживаний. Одни смотрят сочувственно, другие стыдливо отводят глаза, а большинство смотрит или осуждающе, или равнодушно. И дальше,…. та, та, та и в конце.
— За низкие морально–политические качества курсанта такого–то из училища отчислить и направить для дальнейшего прохождения службы на такой–то флот!
— Матрос такой–то! Встать в строй! — Вот и все!
Пока так же печатая шаг, возвращаюсь в строй и все еще не ощущаю всего, что произошло так неожиданно и вот так, перед всеми, в ушах звучат все те же слова…
— За низкие морально–политические качества…. отчислить! И все время вертятся эти слова… Отчислить! Отчислить! Отчислить!
Меня, одного из лучших, но вдруг взбеленившегося на всех и вся, наконец–то выкинули, нет, выплюнули, так и не пережевав, выплюнули из системы!
А я ведь и представить раньше не мог, что такое система. А вот потом все испытал на своей шкуре, это когда пошел ей поперек. Вот, оказывается, что такое система!
Больше года прошло от того самого дня, когда я подал рапорт. И все это время меня прессовала система. Кстати, училище, почти все время между собой мы так и называли системой, именно так и не иначе. Это я уже понял потом, что систему создали те, кто прикрывал себе одно место, насильно заставляя учиться и окончить училище, затягивая их обратно, назад всех тех, кто не хотел, кто не желал и протестовал, кого они вопреки, поперек, помимо их воли обламывали по системе. А иначе им было нельзя. Ведь деньги на их обучение потрачены и их надо было отрабатывать, выпускать молодых, иначе для чего же они, офицеры тогда, переведены с флотов и поставлены в училище воспитателями и преподавателями? Система включилась и полоскала мозги, в души щипательных разговорах. Каждый день меня вызывали, то в один, то в другой кабинет, где все время одно, и, то же. Бу. бу. бу! Как нехорошо! Бу. бу. бу! Как же так? Бу. бу. бу! Ну, ты еще пожалеешь! А потом, в зависимости от интеллекта того, кто эти самые бу. бу. бу… Либо задушевные воспоминания, либо угрозы.
— Поставлю дежурным по роте на выпуск, и ты будешь у меня стоять дневальным, а все товарищи твои, уже офицеры. А ты, матрос! Понял?
Или еще хуже того. Матом! Но, справедливости ради, то, редко. Даже всего несколько раз. И от кого? От самого вице–адмирала, начальника училища. Вот от кого!
А так все время жали на психику, давили, ломали. Ломала система!
Я до этого и не знал, что каждые полгода начальнику училища подавали, пять или шесть рапортов с просьбой об отчислении. И каждый раз всех таких через систему. Пошел! И нередко, потом, все опять. С каждым разом. Не желают, но их так прижмут, что только пищат! Иначе нельзя! Особенно со старших курсов, как это делал я.
А я и не ломался. Стоял на своем! Уперся и все! Поэтому со мной так долго возились. А еще потому, что все время был на виду. С самого первого курса. Так и шел. На втором, старшина второй статьи, на третьем, первой и старшина класса, а на четвертом, глав старшина и командир взвода. Считай, класса.
И учился хорошо и служил без замечаний. Но все время смотрел и видел то, что меня коробило и отталкивало. Видел всю систему так, какой она была. Лживой и не справедливой. Много само бахвальства и зазнайства. Выдвигались почти везде только те, кто все, что нужное говорил и умел, как следует и около начальства. А я, нет. Просто все четко и по справедливости. Сам не давал повода и во всем был пример. Видно такой им тоже был нужен для сохранения этого антуража. Для этой самой системы.