К чему стремится Ураган?
(Песнь Скорби)
Что в этом мире не мираж?
Ты отыщи!
Что в этом мире вечно?
Лишь Время…
Жизнь остального слишком быстротечна.
………………………………………………
Так душа:
И вспыхнула…
Мгновенье – и угасла…
И обратилась в пепел, словно, былинка в пламени пожарища людского.
(Песнь Погребения)
Воин.
Он остановил коня на краю последней, по эту сторону возможного, плите Старой Каменной Дороги.
Опустив поводья, теперь он отрешенно смотрел вниз. На жесткую мрачность неприступных скал, уступ за уступом растворяющихся в придонной серой мгле. (Скалы … как черные вдовы, тесно обступившие кругом покой, хранящий обугленные останки некогда прекрасной девы.)
Последнее, слабое препятствие к цели.
Да. Меня долго несло сюда.
Сначала как безвольную былинку, легковесную куклу Судьбы, нещадно битую вихрями времени, единственным еще устремлением которой остается не разбиться… уцелеть… выжить – просто выжить.
За тем, когда я ценой жизни единственного друга – существа, ради меня принявшего смерть ДОБРОВОЛЬНО – увидел облик Места, хранящего разгадку назначенного мне судьбой; познал великую Мощь Оружия, врученного мне Роком, и почувствовал свою огромную над ним силу… О-о-о! Тогда уже я стал беспощадным ураганом в гигантском своем могуществе, рвущемся к цели!
К Цели, имя которой, наверно – Покой…
К Цели! Даже если имя ее – Покой!
Но… Вот и конец пути.
Еще и еще я задумчиво обозревал лежащее впереди пространство, в тщетной надежде проникнуть взглядом сквозь, внешне, такую нежную, чуть сероватую дымку, легкую словно вуаль, но, не смотря на это, столь надежно укрывающую границы долины, что даже самое близкое мое окружение казалось в ней плоским, бесцветным, унылым – грубое подобие самого себя. А дальше вниз, где эта серая пелена уплотнялась, обретая силу тумана, все предметы казались странно искаженными, ирреальными – тень тени. И совсем уже внизу, где, вконец истощаясь, гибли последние, блеклые отблески света, все сходило на нет, теряясь в пепельной мгле настолько плотной, что она казалась чем-то осязаемо – твердым, способным нести на себе нелегкий груз.
Здесь.
Здесь, именно на этом цветуще – ласковом когда-то плато, удивляя иноземцев великолепнейшим изяществом своих красот, стройно возвышался огромный город – «Свет Мира» было имя его. Город моего друга.
Именно здесь, пробудившись, впервые открыл глаза Бронзовый Бог. И в страшный тот день, словно от гигантской силы удара, просела земля.
Плато погибло, своей кончиной образовав огромный, курящийся смертью кратер – «Гнездо Бога».
Погибло все.
Труд неисчислимых поколений рассеялся пеплом. Пеплом же стали и люди.
Уцелела их щепоть. Любознательный принц и его легкая, задорная, молодая свита, усмирявшие свое непокорное буйство в неблизких, рискованных странствиях. Да немногие еще жители столицы в силу своих занятий, отлучившиеся за пределы страны: артист, архитектор, врач, наемник, отшельник, торговец, ученый. Больше никого. И те – счастливцы-ли?
Юный наследник, совсем не ведающий о том, что уже стал Монархом. Властитель, щедрые владения которого – лишь долгие годы тяжкого горя и бесплодной ярости проигранных сражений (а рента – костры, костры, костры уносящие искрами в небо тела друзей одно за другим); и обширные века ИНЫХ битв, изнуряющих не тело – душу, в которых главное не сила мускулов и крепость металла, а мощь интеллекта и прочность духа.
Мой друг. Не было больше никого в этом мире способного ТАК понять и принять, отогреть, залечить мои израненные гневом душу и тело. Мой друг, Тебя будут помнить долго. Мир праху твоему, славной урной которому стал весь Мир. Ты мертв, – что же? Цель твоей жизни во мне. А смерть подарила мне знание… И обременила клятвой.
Знание…
Бесконечно раньше нас – истоки легенд о том теряются в неимоверных, насыщенных придонной мутью искажений, глубинах истории – случилось:
Неведомыми Невообразимыми Силами было создано… Нет! – Скорее рождено то загадочное ОРУЖИЕ (и, оружие ли?), что СВОЕЙ волей избрало меня своим Носителем.
Всадник. В раздумии,
его рука сама коснулась ножен, погладила, утвердилась, замерла поверх путаницы-вязи их неземных узоров.
«Благоговение и Ужас» – Божественной работы Оружие. Его образ – тавро, навечно выжженное на моей памяти. Пожизненная метка, болезненно напоминающая, даже утверждающая, мою неестественную, противоречащую самой природе человека, исключительность.
Ножны – четыре устало откинутые крыла попарно светлой и темной бронзы – облекали, окутывали, укрывали стройное тело Меча. Оставляя непосвященному зрителю наивно восторгаться своей поверхностью, обманчивые извивы которой, бесконечно переменчивые (словно легкие всплески хаоса) заманивали взгляд, останавливали его на себе, пленяли, отводя от более важного.
Эфес.
Рукоять была удивительным продолжением ножен. Или это ножны плавно переливались в рукоять? Эфес и ножны – единое целое, и одно проистекало из другого. Это казалось невозможным,.. но это было так.
Эфес. Две длинные, нежно оплетающие одна другую, чешуйчатые шеи, они, к вершине рукояти, плавно разбегались,.. и вновь устремлялись друг к другу, увенчанные искусной работы драконьими главами: изящной, тонких линий, точёной – СЛОВНО ЖЕНСКОЙ – головкой, цвета теплых оттенков меди, ищущей прикоснуться, ласково прильнуть к иной – массивной, угловатой, почти уродливой башке грубой черной бронзы, застывшей в отчаянном, диком порыве к НЕЙ. Они силились соединиться, но их болезненно-видимому стремлению быть вместе, мешало препятствие: маленький, невзрачный, простой белый камушек – единственное инородного материала украшение Оружия.
