Помощник комиссара Скотланд-Ярда Мерсер молча смотрел на карточку, которую принес ему сержант Флекер. На картонке было выведено: «Доктор Ян Чиссар, полиция Праги». Выглядела она вполне безобидно, и посторонний наблюдатель, знавший лишь, что доктор Чиссар был беженцем из Чехии, где долго и добросовестно служил в пражской полиции, наверняка удивился бы, увидев, как на румяной физиономии помощника комиссара появляется неприязненная мина. Впрочем, посторонний наблюдатель удивился бы лишь в том случае, если бы не знал, при каких обстоятельствах помощник комиссара впервые встретился с чешским сыщиком. Неделю назад тот представил Мерсеру рекомендательное письмо от всемогущего сэра Герберта из министерства внутренних дел, и с тех пор помощник комиссара начинал пыхтеть от злости всякий раз, когда слышал имя чеха.
Сержант Флекер прекрасно понимал чувства своего начальника.
— Вас нет, сэр? — участливо спросил он. Мерсер вскинул голову.
— Скажите ему, что я на месте, но очень занят!
Спустя полчаса на столе Мерсера зазвонил телефон.
— Здравствуйте, Мерсер, — сказал сэр Герберт. — Говорят, вы отказываетесь принять доктора Чиссара?
Мерсер вздрогнул, но сумел взять себя в руки.
— Я не отказываюсь, сэр Герберт, — невозмутимо отчеканил он. — Я лишь просил сказать, что слишком загружен работой…
Сэр Герберт фыркнул.
— Слушайте, Мерсер, я знаю, что именно доктор Чиссар показал вам пальцем на тех убийц в Сибурне. Это я не в упрек вам говорю и, конечно, не намерен ставить в известность комиссара. Непогрешимых людей нет. Ни для кого не тайна, что Скотланд-Ярд не знает себе равных, но вы не должны воротить нос и упускать случай поднабраться зарубежного опыта. Эти чехи смышленые ребята. Никто не посягает на вашу славу. Доктор Чиссар хотел бы остаться в тени. Он благодарен Британии за приют и старается быть полезным, так давайте предоставим ему такую возможность. Смирите вашу профессиональную ревность.
— Дело не в славе и не в профессиональной ревности, — стиснув зубы, процедил Мерсер. — Если доктор Чиссар запишется на прием, я…
— Похвально, — бодро проговорил сэр Герберт. — Но нам ни к чему эта бумажная канитель. Доктор у меня в кабинете и сейчас придет к вам. Он очень хотел бы обсудить с вами дело в Брок-Парк. Это займет всего несколько минут. До свидания.
Мерсер осторожно положил трубку, но лишь потому, что, дав волю чувствам, наверняка разбил бы телефонный аппарат. Несколько секунд он сидел, точно истукан, потом снова потянулся к телефону.
— Это вы, инспектор Клит? Комиссар на месте? Хорошо, когда придет, передайте, что мне надо срочно поговорить с ним.
Положив трубку, помощник комиссара почувствовал себя немного лучше. Если сэр Герберт может совещаться с комиссаром, почему он, Мерсер, должен отказывать себе в этом? Старик не позволит всяким там политиканам унижать своих сотрудников. Профессиональная ревность! Нет, ну надо же!
Впрочем, пора утереть нос этому доктору Чиссару. Дело в Брок-Парк ему не развалить. Железное дело. Мерсер раскрыл папку. Да, дело железное, комар носу не подточит. Три года назад Томас Медли, шестидесятилетний вдовец и отец двоих уже взрослых детей, женился на сорокадвухлетней Хелене Мерлин. Все четверо жили в большом особняке в лондонском пригороде Брок-Парк. Медли сколотил неплохое состояние, удалился от дел и занялся садоводством, к которому имел большое пристрастие. Его вторая супруга была художницей-пейзажисткой, и в Брок-Парк поговаривали, что её полотна продаются за хорошие деньги. Хелена роскошно одевалась, была большой модницей, и соседи недолюбливали её. Двадцатипятилетний сын Томаса Медли, Гарольд, был стажером в одной из лондонских больниц. Его сестра Джанет в свои двадцать два года являла собой жалкое зрелище. Невзрачная падчерица при броской мачехе.
В начале октября Томас Медли отужинал гораздо плотнее, чем обычно, и слег с приступом желтухи, которой страдал давно. У него была воспалена печень, и Медли уже привык к расстройствам пищеварения. Врач прописал соответствующие лекарства. На третий день постельного режима больному стало значительно лучше, но спустя ещё сутки около четырех пополудни у него страшно разболелся живот, начались рвота и сильные судороги в ногах. Это продолжалось трое суток, а потом наступили конвульсии, и ночью Томас Медли скончался. Врач засвидетельствовал смерть от желудочно-кишечного заболевания. Имущество покойного оценили примерно в сто десять тысяч фунтов. Половина отошла к вдове, остальное в равных долях получили дети.
Через неделю после похорон в полицию пришло анонимное письмо, в котором сообщалось, что Томас Медли был отравлен. Вслед за первой пришли ещё две анонимки, а вскоре стало известно, что несколько жителей Брок-Парк получили такие же послания, и по пригороду поползли нехорошие слухи.
Полиция расспросила домашнего врача, и тот подтвердил свой первоначальный диагноз, но добавил, что расстройство кишечника могло быть вызвано приемом яда, хотя прежде такая догадка не приходила ему в голову. С разрешения министра внутренних дел останки были эксгумированы. В желудке покойного следов яда не обнаружилось, зато в печени, почках и селезенке нашли мышьяк в количестве 1, 751 грана.