Я познакомился с ним в Каире около года назад. Его величали «господин Ахилл»[1], причем почтительное «господин» неизменно предшествовало воинственному имени, само же оно звучало не менее гордо, чем, например, «господин Тьер»[2]. И на то были свои причины.
Мать Ахилла, родом из Мальты, произвела его на свет в Марселе в бедной квартирке на чердаке. Отец, левантиец[3], человек практичный, без предрассудков, оставил сыну такой «капитал», который многие европейцы сочли бы несчастьем, но который высоко ценится на Востоке.
Небольшая операция в раннем детстве лишила Ахилла любовных желаний; он мог надеяться лишь на свои знания и благочестивый нрав. Родители с умилением смотрели на свое чадо: теперь у мальчика было призвание.
В восемнадцать лет ему подыскали подходящее место. Легко, без всяких сложностей, если не считать небольшого экзамена, он был принят на должность «гражданского служащего в гареме турецкого султана, Его Величества Абдул-Меджи-хана».
За редким исключением, когда господин Ахилл подвергался кое-каким испытаниям (молодежь так развращена в наше время!), служба его протекала тихо и гладко. Очень скоро он научился сложному искусству нравиться хозяину, не вызывая зависти своих подопечных. С первого взгляда безошибочно оценивать женские чары — грациозность, красоту, благородство, чем снискал благосклонность и доверие султана. Вскоре господин Ахилл стал старшим евнухом, а также придворным поставщиком живого товара: в его обязанности входила доставка красавиц со всего света.
Его Величество, насытившись прекрасной черкешенкой, желает иметь в гареме монголку? Господин Ахилл тотчас срывается с места и привозит красавицу. Требуется андалузка? И неутомимый господин Ахилл отправляется в страну серенад на поиски новой прелестницы, которую похищает с помощью падкого на золото родственника девушки. Ненасытному султану нужна шведка, креолка, мадагаскарка, парижанка или индианка? Пожалуйста! Для господина Ахилла нет невозможного. Он идет в казну, всегда для него открытую, и через десять минут уже едет в страну северного сияния или кактусов и пустынь.
Если надо, он зафрахтует пароход и отправится к Гудзонову заливу или на мыс Танарив. Все опасности, встречающиеся на пути, все тяготы и усталость забываются при одной только мысли: хозяин будет доволен! Надо сказать, что, совершенно равнодушный к деньгам, господин Ахилл работал не ради денег, а ради славы и был настоящим артистом своего дела.
Все шло как нельзя лучше, но в один прекрасный день великий султан Абдул-Меджид, возвратившись во дворец из мечети, вдруг почувствовал колики в животе после традиционной чашечки кофе. Он лег на тахту и тихо скончался. Султаны, словно призраки из баллад, исчезают внезапно.
Наследник Абдул-Меджида, хорошо осведомленный о заслугах старшего евнуха, оставил его при себе в том же качестве, осыпав еще большими почестями и наградами. Но расположение высоких особ не смогло изменить ни манер нашего героя, ни его стиля. Где бы ни находился господин Ахилл — на полюсе или экваторе, оценивая наметанным глазом камчадалку или ванзибарку, — он неизменно был облачен в один и тот же, давно вышедший из моды сюртук василькового цвета с металлическими пуговицами, короткие желтые брюки и лакированные башмаки. При этом он сохранял осанку учителя танцев, несмотря на свои пятьдесят лет. Лишь особенности климата вносили некоторые коррективы в его гардероб: на полюсе появлялась шуба, а на экваторе — зонтик.
Этот хорошо отлаженный механизм действовал безотказно вот уже много лет, пока неожиданно не дал сбой. И, представьте себе, катастрофа произошла из-за женщины. И это у господина Ахилла, к которому уж никак не могла относиться знаменитая французская фраза: «Ищите женщину!»
Новый султан, Абдул-Азиз-хан, получил в подарок хорошенькую негритяночку лет десяти. Господин Ахилл — он-то и преподнес этот подарок — взялся за ее воспитание. Вскоре негритяночка почувствовала себя на равных с подругами по гарему и принялась старательно перенимать у них искусство обольщения мужчин. Ее приводили в неописуемый восторг всевозможные мази, пудры, эфирные масла, благовония, изящные бутылочки, щеточки и прочее, помогающее подчеркнуть природную красоту.
Малышку приходилось прямо оттаскивать от шербета, успокоительных таблеток, мыла, флаконов; она так и норовила выпить, например, духи, которые ей казались душистым нектаром.
Но самый большой, не поддающийся описанию восторг неизменно вызывала у чернокожей кокетки рисовая пудра. Бедняжка, разве могла она понять бесполезность сего предмета, при ее-то коже — черной, словно эбеновое дерево? Несчастный господин Ахилл не мог, конечно, смириться с таким варварским использованием косметики. Но всякий раз, когда наставник отбирал у негритянки красивую коробочку, она в негодовании возмущалась и кричала.
Наконец, устав от утомительной, а главное, бесплодной борьбы с маленькой дикаркой, наш герой сдался. Легко представить, с какой радостью отдалась желанному занятию девчонка, как щедро напудрила лоб, веки, нос, уши, мигом превратившись в Пьеро[4].
— Бедное дитя! — воскликнул господин Ахилл. — Это ужасно! В вашем усердии нет никакого смысла: вы похожи на угольщика, который вывалялся в муке.
