ЛЕОНИД ДОБЫЧИН
Из книги "Портрет"
Содержание:
Прощание
Лекпом
Отец
Хиромантия
Пожалуйста
Сад
Портрет
ПРОЩАНИЕ
Зима кончалась. В шесть часов уже светло было. Открыв глаза, Кунст видел трещины на потолке, из трещин получалась юбка и кривые ноги в башмаках с двумя ушками. За стеной сиделка уже шлепала своими туфлями без пяток и будила раненого. Стукнув в дверь, хозяйка приносила чайник. - Безобразие, говорила она и показывала головой на стену. Замолчав, она прислушивалась и потом смеялась. Кунст краснел.
В студенческом пальто, с кусочком хлеба, завернутым в газету "Век", в кармане, он выходил из дома. Снег был темен. Почки рожками торчали на концах ветвей. Старухи возвращались из хвостов и прижимали к кофтам хлебы. Сумасшедшие солдаты, разбредясь из лазаретов, бормотали на ходу. Встречалась прачка Кyбариха и здоровалась. - Порядочные люди разбежались, - горевала она, - нет уже тех жильцов. - Вот и она - впустила к себе фею, уличную бабочку.
Звенел трамвай. - Вперед пройдите, - восклицал кондуктор. Лед на реках посерел уже. Перед домами было сухо. Саботажники с газетами кричали на углах. За Троицким мостом Кунст вылезал и шел по набережной. Темные дворцы смотрели мрачно. Каменные старики стояли в рыжих нишах, разводя руками и выделывая па.
Иван Ильич уже писал, тщедушный, за большой конторкой с перламутровыми птицами, и Мирра Осиповна, поправляя волосы, уже сидела. В меховом воротнике, она поеживалась и подрагивала. - Слушайте, я замерзаю, - говорила она томно и драпировалась.
Прибегал начальник Глан, коротенький, в коротеньком костюме, и, усевшись в кресло, разворачивал свою газету "Луч". - "Навстречу голоду!" прочитывал он громко. Девушка Маланья, колыхая мякотями, разносила чай. Мужчины на нее посматривали сбоку. Заходил инструктор Баумштейн с докладом, и начальник Глан величественно слушал его. - Честь имею, - козырял инструктор Баумштейн и подмигивал девицам. - Но какой он интересный, удивлялись они. - Я пишу магистерскую диссертацию, - взглянув на окна, говорил тогда Иван Ильич, - и каждый вечер я на несколько часов позабываю эту жизнь. - Ах, я понимаю вас, - роняла набок голову и нежно улыбалась Мирра Осиповна.
- Время, - наконец, сорвавшись с места, складывал начальник Глан свой "Луч". Все схватывались. Доставалась пудра и карандаши для губ. Иван Ильич смотрелся в лак конторки и со скромным видом освежал пробор. У выхода стояли саботажники с газетами. - Вичернии, - кричали они звонко и приплясывали. Хлопали себя руками по бокам и топали ногами низенькие генералы с "Новым Временем". Шпиль крепости блестел. Морские облака летели.
Сбросив обувь и взяв в руки "Век", Кунст осторожно, чтобы не измять штаны, укладывался на кровать. Сиделка за стеной похрапывала. Возвращалась из конторы Фрида и шумела. Стукнув в дверь, хозяйка приносила чайник. - Что в газетах? - говорила она и присаживалась. - Фрида все поет. Она такая поэтическая. Я была другая. - Иногда, таинственно хихикнув, она делала игривое лицо. - Письмо, - с ужимками вручала она и хитро смеялась: - Верно, от хорошенькой. - Кунст брал конверт и, посмотрев на свет, вскрывал. Писала тетка. "Приезжай, - звала она. - Мы сыты. А у вас такие ужасы: недавно я читала, что от голода распух один профессор и упала замертво писательница".
Стаял снег. Подсохло. Лед прошел - с дорогами и со следами лыж. На улицах уселись бабы с вербами. - Нам будет выдача, - обдернув пиджачок и потирая руки, объявил Иван Ильич. - Мед с пчелами, - вскочила Мирра Осиповна и, считая, отогнула палец. Распахнулся воротник, брошь "пляшущая женщина" открылась. - Красная икра и грушевый компот в жестянках! - К концу дня костлявая девица с желтой головой промчалась через комнату. - Не расходитесь, - объявила она.
- Ждите. Я поеду на грузовике за выдачей. - Возьмите двух вооруженных, - закричали ей. - Возьму, - сказала она, обернувшись, и светло взглянула: - И сама вооружусь. - Девица Смон, - проводив ее глазами, посмотрел Иван Ильич вокруг. - Пожалуй, правильнее было бы Симoн, предположил он погодя, подумав. Ждали долго. Электричество не действовало. Девушка Маланья принесла фонарь и посмеялась: - Как коров поить, - сравнила она. Тени появились. За окном газетчики кричали нараспев: Ви-чер-нии.
Кунст, опершись на подоконник, тихо подтянул им, и Иван Ильич, стесняясь, присоединился:
слезы лились
из вокзала,
шепотом пропели они вместе и сконфузились. Настала пасха. Делать было нечего. Кунст спал, смотрелся в зеркало, ел выдачу. Хозяйка отворяла дверь, просовывала голову и спрашивала, не угарно ли. - Ах, чтo вы получили, разглядела она и прижала к сердцу руки. - Фриде дали воблу: тоже хорошо. - В соседней комнате сиделка угощалась с сослуживицами. Ударяли в бубен, пили спирт и крякали. Они ругали раненых: - Чуть выйдешь, - говорили они, - а уж он порылся у тебя в корзине. - Дезинфекцией тянуло от них. Фрида, поэтическая, распустила волосы, открыла в коридоре форточку и пела. Сумасшедшие, заслушавшись, стояли перед палисадником. Кунст вышел, и они пошли за ним. Он встретил Кyбариху в праздничном наряде. - Заверните, зазвала она и подала кулич с цветком на верхней корке и яйца. Фея - уличная бабочка - была приглашена. Красиво завитая, она скромно кашляла, чтобы прочистить горло, и учтиво говорила "да, пожалуйста", и "нет, мерси". - Вот то-то, - одобряла ее Кyбариха, и она краснела.