Закончив ужинать на закате солнца, Генри Эдвардс вышел из дома, чтобы ещё раз осмотреть окрестности перед тем, как лечь спать. С собой он взял небольшое охотничье ружьё. Он сделал это в надежде, что, увидев это ружьё у него в руках, остальные члены семьи подумают, будто он захотел подстрелить пару куропаток, что, впрочем, было совершенно нереально сделать, находясь так близко от дома.
Перед тем как выскользнуть из дома, Эдвардс незаметно прихватил свой тяжёлый шестизарядный кольт и сунул его под куртку.
Его жена Марта мыла посуду в деревянном корыте, стоявшем возле стола, а две их дочери — семнадцатилетняя Люси и Дебби, которой только что исполнилось десять, помогали ей. Они протирали посуду насухо и убирали её в кухонный шкаф. Генри не хотел беспокоить их по крайней мере до того, как не убедится сам, что имеются реальные основания для беспокойства, и поэтому не стал объяснять им, зачем он решил выйти из дома так поздно. Но Марта, которая, казалось, вся ушла в мытьё посуды, вдруг бросила ему в спину:
— Не забудь взять с собой револьвер, Генри.
У жены Генри Эдвардса имелось одно удивительное качество. Внешне она выглядела старше своих лет, особенно если посмотреть на её натруженные руки. Но зато во всём остальном она казалась моложе, чем она была на самом деле, и всё благодаря своему поразительному чувству юмора. Она могла заразительно смеяться над теми вещами, которые другие люди считали совсем не смешными или едва смешными. И когда она смеялась, Генри узнавал в её улыбке и искрящихся глазах черты той прекрасной задорной девушки, на которой он женился двадцать лет назад.
Он ничего не ответил Марте, а только крякнул и вышел из дома. Оба его сына находились в этот момент внутри крытой галереи, пристроенной к дому сзади. Старшему сыну Генри, которого назвали Хантером в честь одного из родственников Марты, было девятнадцать лет, и он уже сравнялся ростом со своим отцом. Хантер сидел, прислонившись спиной к глинобитной стене, и его мысли были где-то очень далеко. Увидев отца, он сразу подобрался и спросил:
— Отец, тебе помочь?
— Нет, — отрезал Генри Эдвардс.
Четырнадцатилетний Бен вырезал из доски весло для сбивания масла. Завидев отца, он вскочил на ноги, стряхивая с джинсов стружки, но его отец медленно опустил вниз сжатый кулак, что на языке индейцев означало «Оставайся на месте». Бен проводил отца взглядом и вернулся к работе над доской.
— He забудь убрать потом стружку, — вполголоса напомнил ему отец.
— Не забуду, — пообещал Бен.
Генри Эдвардс обогнул загоны для скота и скрылся за стеной амбара.
— Интересно, куда это он направился? — протянул Бен. — Ведь рядом с домом нет никакой живности, на которую можно было бы поохотиться. Как минимум, в радиусе полмили или даже больше.
Хантер замялся, не зная, что ответить брату. В глубине души он считал, что знает подлинный ответ на этот вопрос. Но он унаследовал от отца привычку никогда не спешить с ответом, даже если ответ был правильным, и поэтому он протянул:
— Не знаю...
Он услышал, как мать чиркнула на кухне спичкой, собираясь зажечь лампу. Кусая губы, Хантер попросил:
— Мама, не надо... Не сейчас...
Марта вышла из кухни и вопросительно посмотрела на него. В её пальцах дымилась обгорелая спичка. Хантер отвёл глаза, ничего не объясняя. Марта вернулась в кухню, и Хантер увидел, что она выполнила его просьбу: лампа так и не зажглась.
Отец, фигура которого только что исчезла за амбаром, вновь находился в поле зрения сыновей. Теперь он взбирался на небольшой пригорок, находившийся к северо-западу от их ранчо. Не дойдя до самого верха, Генри Эдвардс остановился и стал внимательно оглядывать окрестности. Хантер догадался, почему отец не дошёл до самой вершины: он хотел видеть всё, но при этом сам быть как можно менее заметным.
Бен покачал головой:
— Хантер, хотел бы я знать, что...
— Будь добр, помолчи! — рявкнул Хантер.
Бен послушно замолчал, хотя в его глазах по-прежнему плескалось недоумение.
С того места, где он сейчас находился, Генри Эдвардс мог видеть всё, что происходило в окрестностях его ранчо на расстоянии в десяток миль. В этот ясный вечер все предметы были видны, как на ладони. Но эта отличная видимость была обманчива: Генри прекрасно понимал, что целый кавалерийский эскадрон мог бы спрятаться буквально в тысяче ярдов от него, и он бы этого не заметил. Поэтому он выискивал другие, косвенные признаки, по которым он мог бы определить, что где-то рядом затаились враги: Генри смотрел, не вспорхнёт ли где-то встревоженная птица, не колыхнётся ли ветка дерева, не отскочит ли в сторону антилопа, почуявшая запах человека.
Но, сколько он ни вглядывался в раскинувшиеся перед ним просторы прерии, ничего не мог увидеть.