В дверь негромко постучали. Владимир Иванович открыл глаза.
— Да-да, войдите!
Появился коридорный. Он положил на ночной столик письмо и бесшумно удалился.
В номере было темно. Сквозь щели между тяжелыми оконными занавесями пробивались узкие, словно рапиры, лучи солнца. Владимир Иванович достал из-под подушки часы: стрелки показывали около десяти. «Ого, в Париже, оказывается, можно спать не хуже, чем в Петербурге». Быстро встал, оделся, раздвинул занавеси. Солнечный свет потоком хлынул в комнату, затопил ее. Великанов прочел письмо. Это было приглашение от минералогической комиссии выставки. Он вспомнил, что заседание комиссии назначено на три часа. «Любопытно, почему я им понадобился раньше времени?»
Вскоре он уже шагал по шумным улицам. Париж в эти летние дни Всемирной выставки 1900 года был особенно многолюден. Со всего света съехались сюда представители разных племен, рас и национальностей. На улицах можно было встретить негров, японцев, малайцев и даже патагонцев. Весь вчерашний день Великанов посвятил знакомству с Парижем.
Но сейчас мысли его были далеки от великолепия «столицы мира». Вспомнилось напутствие академика Евграфа Степановича Федотова, которое тот давал ему, любимому ученику, перед отъездом: «Твоя задача должна состоять в том, чтобы ознакомиться на выставке с отделом минералогии, узнать, какие на сей предмет имеются достижения у других государств. Наша Россия необъятна, гор у нас много, а богатств, скрытых в их недрах, мы не знаем. В минералогическую комиссию выставки могут просочиться сведения об этом, тем паче, что сия комиссия занимается оценкой и продажей драгоценных камней. Я уверен, что ты сумеешь отстоять и защитить интересы России».
И вот он, Великанов, здесь. Огромная ответственность возложена на него. А ведь он совсем молод, он недавний студент, имя его в науке далеко не громкое. Но недаром говорят в России: молод да умен — два угодья в нем. Будь умен, Великанов, и пусть не оглушают тебя громкие имена европейских ученых!..
Великанова ожидал вице-председатель комиссии, англичанин Льюис Листон. Тучный человек с красным лицом, пропеченным тропическим солнцем, он чем-то напоминал Джона Буля — это символическое изображение Англии, созданное карикатуристами.
— A-а, мистер Великанов! Добрый день, коллега, — поднялся он из-за стола навстречу молодому русскому. — Прошу прощения за ранний вызов. Но у меня для вас есть сюрприз.
Великанов знал, что Листон не только ученый, но и делец, один из хозяев английских алмазных копей в Африке и в Индии. Два дня назад Владимира Ивановича познакомил с ним шведский ученый Берцелиус. Листон не обратил внимания на молодого приват-доцента и отвернулся тотчас же после рукопожатия. Тем непонятнее Великанову нынешний любезный прием и эта подчеркнуто дружелюбная улыбка.
— О каком сюрпризе вы говорите, господин вице-председатель? — на хорошем английском языке спросил Владимир Иванович, усаживаясь в предложенное кресло.
— Минуту терпения, мистер Великанов.
Листон распахнул массивный сейф, долго рылся в нем, кряхтя и шумно отдуваясь, так что можно было подумать, будто он достает глубоко запрятанный тяжелый клад, и наконец выложил на стол небольшой футляр, залепленный почтовыми марками. Великанов подался вперед, прочел на футляре адрес Всемирной Парижской выставки, написанный по-английски и по-французски. Ниже на русском языке адрес отправителя: «Россия, Сибирь, Ленское селение Нюя, Кокорев Василий Васильевич».
Листон весело потирал руки.
— Держу пари, мистер Великанов, вы никогда не отгадаете, что в этом футляре.
— Посылка прибыла из Сибири, — проговорил Великанов, — а Сибирь велика и богата.
— О-о, мистер Великанов, Сибирь — великая страна. Вы когда-нибудь бывали в Сибири?
— Бывал ли? — Великанов улыбнулся. — Я родился в Сибири, мистер Листон.
Листон откинулся на спинку кресла и торопливо вставил в правый глаз монокль. Что такое? Не может быть! Ведь всем цивилизованным людям известно, что Сибирь населена дикими племенами и каторжниками. А тут перед ним сидит молодой человек в европейском костюме и с чистым белым лицом. У него серые задумчивые глаза, большой лоб мыслителя, слегка вьющиеся каштановые волосы. Вполне респектабельная внешность. В Англии он мог бы сойти за оксфордского студента.
Великанова начинало забавлять выражение крайнего изумления, написанное на лице британца. Что его, собственно, так поразило?
— Вы родились в Сибири?
— Да. В городе Ново-Николаевске, на Оби.
— Поразительно!.. И давно уехали оттуда?
— Восемь лет…
Восемь лет минуло с тех пор, как покинул Владимир Иванович родной городок. Восемь лет… Но почему-то вдруг сейчас, здесь, в Париже, за тысячи километров от Сибири, он почувствовал свежий запах трав на широких приобских поймах, влажный упругий ветер богатырской реки опахнул лицо… Ох, как бы хотелось Великанову сию минуту очутиться на памятном по детским играм широком плесе, дохнуть сибирского приволья!..
Он взял футляр, оглядел со всех сторон и даже почему-то понюхал. От футляра исходил терпкий запах туалетного мыла.
Листон взял посылку у него из рук, прикрыл ладонями и сказал без улыбки;
