Ветер, с утра гонявший сухой снег, стих, но по-прежнему было зябко. Городовой, важно вышагивающий по Спасской, не отказался бы присесть у горячей печки да выпить чаю или чего-нибудь покрепче. Пошел пятый час, и декабрьская темнота стала постепенно окутывать город. Снег поскрипывал под ногами, звук замирал в тишине опускающегося вечера. Зажглись фонари, но их света не хватало, чтобы служивый видел всю улицу от Екатерининского канала до Садовой. Городовой потянулся и, взглянув на чернеющее небо, подумал: «Опять тучи. Опять повалит снег».
Внезапно из доходного дома Дмитриевского выскочил человек в расстегнутом пальто и чуть не сбил городового с ног. Даже в тусклом свете фонаря было видно, что тот бледен, губы дрожат, в глазах блестят безумные искры. Увидев городового, человек воскликнул:
— Я должен объявить, я должен об этом объявить! Я стрелял в него!
— Да вы успокойтесь, — сказал городовой. — Что стряслось? Человек закрыл лицо руками и повторял, всхлипывая:
— Я… Он… Он сам виноват, он меня обидел… Обидел…
Его плечи беспрерывно тряслись, голос дрожал. Полицейский приобнял молодого человека за плечи: — Пойдемте-ка в участок, там разберемся.
— Я не хотел! — слышалось сквозь рыдания. — Зачем тростью-то? Зачем же он так, зачем?
Дверь квартиры начальника сыскной полиции господина Путилина отворила горничная Глаша и сразу же принялась ворчать:
— Ходють и ходють, сколько можно тревожить Иван Митрича? Что ни воскресный день, так без него не обойтись. Злодеи, вишь ли, в городе буянят, убивцы своих мадамов убивають, прямо норовят подгадать к этому дню.
Она повернулась и направилась в кабинет Путилина.
— Иван Митрич, — слышалось ее недовольное гудение по всей квартире начальника сыскной полиции, — тута снова ваш молодец.
— Зови, — отозвался устало хозяин.
— Хоть бы одежонку свою скинул, — снова раздавалось из прихожей. — Снегу-то, снегу приволок, отряхни. Не хватало еще после тебя лужи вытирать…
В кабинет просунулась взъерошенная голова, а затем весь Михаил Жуков, молодой помощник, застыл на пороге.
— Что там встал? Проходи, — кивнул Путилин и указал на стул. — Только не части, давай по порядку.
Жуков огляделся, хотел положить на стол шапку, которую держал в руках, но постеснялся и присел на краешек резного стула, обитого синим бархатом.
— В четверть пятого из доходного дома Дмитриевского, что на Спасской, выскочил молодой человек, будучи в большом нервном возбуждении, и заявил городовому о какой-то стрельбе. Был препровожден в участок, где ныне находится. На квартиру господина Рыжова, откуда выбежал молодой человек, были посланы полицейские. Там найден труп вышеуказанного господина. Полицейские оставлены надзирать за местом преступления, вызван товарищ прокурора, а я послан за вами.
— Молодой человек сознался в преступлении?
— Нет, но все указывает на него.
— Тогда к чему мой приезд? Помощник пожал плечами:
— Товарищ прокурора просил. Ведь статский советник убит, вот и дует господин Веревкин на воду, чтобы, не дай бог, не пропустить какую-нибудь мелочь.
Иван Дмитриевич поднялся с любимого кресла.
— Хорошо. Не каждый день статских генералов убивают. Глаша, шубу давай!
Снег весело пел под полозьями саней, словно выехали не на место убийства, а прокатиться по зимнему городу. Фонари рисовали вокруг столбов желтые круги, то бегущие навстречу, то остающиеся позади.
Доехали быстро, мороз даже не успел пощипать лица.
В комнате для допросов было тепло. Иван Дмитриевич поздоровался с приставом, которого знал по делу о краже на Екатерининском канале, расстегнул шубу и сел на стул, стоящий сбоку у стола.