Искание правды

Анатолий АЛЕКСЕЕВ

Этот судебный процесс, состоявшийся в 1866 году, не относился к числу громких, таких, которые предпочитали порой театральным премьерам. Писарь Василий Шабунин был предан военному суду за то, что ударил по лицу своего ротного командира Яцевича. Защитник доказывал, что подсудимый действовал в состоянии исступления, развившегося до крайней точки под влиянием длительных педантичных требований и мелких придирок начальника. Он оспаривал заключение полковых врачей о вменяемости Шабунина и высказывал обоснованные сомнения относительно их компетенции в области судебной психиатрии. «Подумайте, обсудите этот вопрос, - взывал защитник, обращаясь к судьям, - не судите ли вы вместо преступника, вместо злодея - просто душевнобольного человека, ответом на этот вопрос является жизнь человека». Но судьи не вняли, они судили по законам военного времени, и приговор был, в сущности, предопределен - «к смертной казни расстрелянием». Так постановили, так и исполнили. Случай по тем временам едва ли не ординарный. Тот же Шабунин, всего за несколько дней до беды, случившейся с ним, собственноручно переписал приказ о расстреле рядового, совершившего аналогичный поступок. И вряд ли стали бы мы вспоминать через сто с лишним лет о деле писаря Московского пехотного полка, если бы его защитником на суде не выступал Лев Николаевич Толстой. - Впоследствии о своем участии в деле Шабунина писатель говорил: «Случай этот имел на всю мою жизнь гораздо более влияния, чем все кажущиеся более важными события жизни: потеря или поправление состояния, успехи или неуспехи в литературе, даже потеря близких людей».

Что же заставило тридцатичетырехлетнего графа, уже широко известного писателя, опубликовавшего не только «Детство, отрочество, юность», но и первые тома «Войны и мира», человека, полного дерзновенных творческих замыслов, отложить в сторону все свои привычные дела и взяться за судебную защиту совершенно ему до того неизвестного солдата? Как мог сам Толстой взвалить на себя такую непомерно тяжелую нравственную ношу, ибо вряд ли он как недавний офицер, хорошо знавший армейские порядки, рассчитывал на то, что ему удастся добиться оправдания подзащитного? Мы не ошибемся, если скажем: в этом эпизоде был весь Толстой с его неизбывным стремлением к познанию диалектики человеческой души и вечным исканиям правды.

Но тема данного очерка - не нравственные искания Л. Н. Толстого как таковые. О них уже написаны тома. Наши заметки можно назвать «Толстой и право». И в этом контексте следует подчеркнуть, что в уголовном процессе Шабунина Лев Толстой действовал едва ли не профессионально. Участию писателя в этом деле предшествовали его научные изыскания в области военно-уголовного права. А еще раньше была учеба на юридическом факультете Казанского университета. И было, в частности, учебное задание профессора гражданского права Мейера - провести сравнительный анализ сочинения французского просветителя Монтескье «О духе законов» и «Наказа» Екатерины II, выполняя которое студент Толстой сделал чрезвычайно важный вывод: «Закон положительный, чтобы быть совершен, должен быть тождествен закону нравственному».

Толстой формально не завершил своего юридического образования, не получил диплома правоведа. Причины тому были разные. Главная же состояла в том, что казенная наука не давала пытливому юноше ответов на многие из мучивших его морально-философских вопросов, а примеров того, как закон положительный расходится с законом нравственным, было множество.

Профессиональный юрист Толстой не состоялся, но сформулированный им в студенческие годы нравственно-правовой постулат прошел через всю жизнь великого искателя правды. И, надо сказать, занял в ней огромное место. С высоких нравственных позиций Толстой оценивал все, что привлекало его внимание как мыслителя, писателя, общественного деятеля, публициста: вопросы государственного устройства и политики, войны и мира, семьи и брака, труда и быта, религии и науки… Он, как отмечал в 1910 году Ленин, «обрушился с страстной критикой на все современные государственные, церковные, общественные, экономические порядки, основанные на порабощении масс, на нищете их, на разорении крестьян и мелких хозяев вообще, на насилии и лицемерии, которые сверху донизу пронизывают всю современную жизнь».

С меркой «нравственного закона», с точки зрения «вечных» начал нравственности судил Толстой и о юридической действительности своего времени, интерес к которой он сохранял на протяжении всего своего долгого творческого пути.

Юридическая тема, если можно так выразиться, присутствует и в «Войне и мире», и в «Анне Карениной», во многих других произведениях Толстого, созданных до крутого перелома, который произошел в мировоззрении писателя на рубеже 80-х годов. Так, в жизни Андрея Болконского, его напряженных нравственных исканиях заметной вехой было знакомство со Сперанским. Можно сказать, САМИМ М. М. Сперанским, ибо речь идет об одном из крупнейших русских юристов XIX века, видном государственном деятеле «либерального» периода царствования Александра I, составителе Полного Собрания и Свода законов Российской империи.