Пройдя очистку с помощью специальных автоматов, машина опустилась на крышу Уинг-кросса. Эмиль Долмади рассчитался, вышел и внезапно почувствовал себя очень одиноко. Вокруг в глубокой синеве теплых сумерек благоухал сад, а шум Чикаго на такой высоте напоминал бормотание далекого океана. Высокие башни и соединяющие их скайвеи были похожи на волшебный лес, в котором блуждающими огоньками порхали флайеры, а внизу, словно Земля стала прозрачной, насколько хватало глаз, раскинулась фантастическая галактика многоцветных огней. Вздымавшаяся впереди возвышенность когда-то, возможно, была горой, на которой жил в своей берлоге медведь-гризли.
Долмади расправил плечи.
«Смелее, — сказал он себе. — Он тебя не съест. — С новой силой в нем закипела злоба. — С таким же успехом я сам могу его слопать».
Он зашагал вперед: приземистый, одетый в голубой костюм на молниях, мускулистый, с крупными чертами лица, высокими скулами, курносый, с зелеными, чуть раскосыми глазами и темными, с красноватым отливом волосами.
Но, как ни умел он владеть собой, все же факт оставался фактом: он не был готов к встрече лицом к лицу с каким-либо торговым принцем Политехнической Лиги, тем более в одном из собственных особняков последнего. И когда настоящий живой швейцар открыл перед ним дверь и он, пройдя по очень длинному великолепному ковру до невероятности роскошно обставленной гостиной, очутился перед Николасом Ван Рийном, Эмиль Долмади ощутил, что у него пересохло в горле, а ладони вспотели.
— Добрый вечер, — прогромыхал хозяин. — Прошу.
Он не счел нужным приподнять с кресла свои дородные телеса, а Долмади и не возражал. Рядом с этим человеком он чувствовал бы себя карликом. Ван Рийн махнул рукой в сторону стоявшего напротив него кресла; в другой руке он держал кружку с пивом.
— Сядьте. Расслабьтесь. А то дрожите, словно бланманже перед бандой поваров. Что вы предпочитаете: пить, курить, нюхать или как-нибудь развлекаться?
Долмади опустился на краешек кресла. Лицо Ван Рийна, со множеством подбородков, огромным крючковатым носом, усами и козлиной бородкой, обрамленное черными до плеч локонами, сморщилось в ухмылке. Из-под нависших бровей на гостя смотрели маленькие глазки цвета черного янтаря.
— Ну же, чувствуйте себя свободнее, — настойчиво повторил он. — Не бойтесь этого кресла, дайте ему подладиться к вашей фигуре. Конечно, это не утешает так, как объятия хорошенькой девушки, но зато и не так изматывает, а? Я думаю, стаканчик можжевеловой или горькой настойки со льдом станет для вас транквилизатором. — Он хлопнул в ладоши.
— Сэр, — хриплым от напряжения голосом начал Долмади, — я не хочу показаться нелюбезным, но…
— Но вы явились на Землю, пропахший дымом и серой, прорвались сквозь шесть ступеней твердолобых, постоянно твердящих «нет» секретарей и служащих Солнечной компании «Пряности и Напитки», словно бульдозер, преследующий корову, и все для того, чтобы увидеть подонка, уволившего вас несмотря на все ваши заслуги. И никто не соизволил вам ничего объяснить. Вся беда в том, что они полагали: вы знаете все, и считали это совершенно естественным. Поэтому вполне понятно, что их слова были для вас как нокаут, и вы шарахнулись от них, чтобы обратиться к кому-нибудь другому.
Ван Рийн предложил Долмади сигару из золотого хьюмидора[1] явно внеземной работы. Молодой человек отрицательно покачал головой. Торговец взял одну для себя, откусил ее кончик, мастерским плевком отправил его в плевательницу и раскурил сигару.
— Ну вот, — продолжил он, — кто-то наконец должен был разобраться в вас, а когда мне стало все известно, я пригласил вас сюда. Так или иначе, мне все равно потом захотелось бы с вами поговорить. Я должен во всем досконально разобраться и выяснить все детали, чтобы они стали прозрачными, как масло индусов.
Если верить легендам об этом человеке, его радушие было почти таким же ошеломляющим, каким мог бывать и его гнев.
«Возможно, он просто готовит меня, чтобы я спокойно воспринял любой удар», — подумал Долмади и, отвечая, не стал сдерживать накипевшее возмущение:
— Сэр, если ваша компания недовольна моим поведением на Сулеймане, по крайней мере, можно было меня об этом уведомить и объяснить причины, а не посылать извещение о том, что меня заметили и что я должен представить отчет в штаб. Если вы не докажете, что я сделал что-нибудь не так, я не соглашусь с понижением в должности. И дело даже не в служебном положении — просто это вопрос чести. Там, откуда я прибыл, думают точно так же. Я уйду со службы. И… в Лиге полно других компаний, которые с радостью возьмут меня на работу.
— Да-да, и это несмотря на все свечки, поставленные мной Святому Диомасу. — Ван Рийн вздохнул, не вынимая сигару изо рта, и клубы дыма окутали Долмади. — Вечно они пытаются перехватить моих сотрудников, еще не присягавших на верность. Ну, чистый грабеж! А я всего лишь бедный, старый, толстый человек, пытающийся управлять персоналом предприятия, которое охватывает целые миры, с помощью современной компьютерной техники, постоянно перегревающейся от напряжения, и немногочисленных помощников, имеющих в основном куриные мозги и занятых, в свою очередь, переманиванием хороших специалистов откуда только можно. — Он шумно отхлебнул пива. — Так-то.
