Входит Никита. Дурнопечин и Никита.
Никита (про себя). Опять рот пялит перед зеркалом.
Дурнопечин (услышав его шаги). Это ты, Никита?
Никита (довольно грубо). Я-с!
Дурнопечин. Поди вот тут встань поближе ко мне!
Никита подходит нехотя.
Скажи ты мне, братец, только смотри говори правду: не чувствуешь ли ты по утрам или после обеда, вечером, этакого неприятного ощущения… тяжести?
Никита. Нет-с: этого, кажись, не чувствую.
Дурнопечин. Припомни-ка хорошенько!
Никита. Чего припоминать-то, право, не чувствую-с!.. Вон грешным делом иногда с похмелья, так болит голова по утрам.
Дурнопечин. По крайней мере не хочется ли тебе этак, вставши поутру, поскорей бы на воздух? Или вот, например, скажи мне, братец: можешь ли ты сейчас поутру ваниматься чем-нибудь? Не чувствуешь ли ты этакой тоски… лени?
Никита (с улыбкою махнув рукою). Не знаю, что вы такое говорите! Наше известное дело: не хочешь, да делаешь… Вон за водой сходишь, сапоги вычистишь, самовар тоже велишь поставить поваренку… Не этакая жизнь-то, как ваша: валяться некогда!
Дурнопечин (рассердясь). Что ты за околесную городишь? Черт тебя знает: о сапогах да о самоваре мелешь! Все не то говоришь, о чем тебя спрашивают.
Никита. Что мне говорить-то?.. Я ведь не барин какой-нибудь поученой.
Дурнопечин. Ну, ладно, ступай!
Никита хочет уйти.
(Проведя рукою по лбу и сконфуженным голосом.) Никита, постой… Не уходи! У меня опять, братец, изнурительная испарина показалась.
Никита. Ничего нет, никакой совсем испарины не бывало.
Дурнопечин. Как нет?.. Дай-ка сюда руку! (Берет у Никиты руку и водит ею по своему лбу.) На лбу-то не чувствуешь? Что, нет?.. А? Нет, спорщик этакой?
Никита. Ну что ж?.. Есть!., показалась маленькая!.. Вы ведь, уже известно: давнишний трус. Еще молоденьким были, – прыщик, бывало, какой-нибудь вскочит: «Ой, совсем погиб и не вылечусь».
Дурнопечин. Хорош теперь прыщик!.. Упадок всех жизненных сил. В лечебнике именно сказано; «начинается тоскою, апатиею, а там и конец делу»!
Никита. Ну да, как же! Вы все знаете.
Дурнопечин. Конечно, знаю.
Никита. Бога, сударь, вы только гневите, вот что-с. Накликаете на себя разные болезни.
Дурнопечин. Где же я накликаю? Испарину, я думаю, ты сам видел.
Никита. Что ж испарина? Испарина у кажинного человека есть.
Дурнопечин. Однако у тебя ее нет.
Никита. Почем я знаю… может, у меня есть!.. Настоящим-то манером вы, видно, больны-то еще не бывали, – да-с! А вон как я в Москве, в мальчиках, в горячке лежал, так вот уж лежал: оглох совсем, ни руки, ни ноги не владели; доктора говорили, что беспременно умру, а после через месяц, по милости божией, так начал кашицу уписывать, только давай; харч ей-то только исправных не было.
Дурнопечин. Горячка!.. Что такое горячка?.. В горячке человек или выздоровеет, или совсем умрет, а у меня другое дело…
Никита. Ау вас и совсем ничего нет – вот что у вас! Так вы только больно уж робки, лучше бы погулять, сударь, сходили: на базаре народу видимо-невидимо!
Дурнопечин. Мне бы самому хотелось, да не холодно ли?
Никита. Никакого нет холода; лучше проветритесь.
Дурнопечин. Ну, хорошо!.. Что же я надену?
Никита. Так ступайте, пальто-то ватное.
Дурнопечин. Нет, нельзя так!.. Простудишься! Дай хоть кашемир.
Никита. Зачем кашемир?.. Лучше простынете!
