Михаил Волохов
ИГРА В ЖМУРИКИ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Аркадий
Феликс
Наши дни.
Одна из комнат на проходной номерного Медико-санитарного отдела. На сцене темно. Входят с большими авоськами Феликс и Аркадий. Феликс включает свет. Аркадий тут же его выключает.
Аркадий. Ты шо, блин, совсем тюха? В холодильник сначала упакуй провизию.
Феликс. Засношал.
Аркадий. Кто кого засношал.
Перекладывают продукты из авосек в холодильник, в шкаф. На стол ставят кастрюлю.
(Включает свет.) Эти больные, сука, умники-наушники, так и зырят по сумкам, так и зырят. А чего это вы, мальчики, несете с пищеблока? Сами, курвы гебешные, черную икорочку на красненькую намазывают, а тут килограмм капустки спокойно взять не дают.
Феликс. Вот главный зайдет, а из шкафа твоя капуста триперная торчит килограмм на пятьдесят. Тяжелоатлет, ебена-ть.
Аркадий. А дожил я на этого главного с площади Эдмундовича свой большой и длинный.
Феликс. На балконе капусту солишь?
Аркадий. Я тебе шо квакаю, когда ты урюк сушеный здесь килограммами и молоко, сука, трехлитровыми банками для умащения желудка язвенного пиздишь?
Феликс. Блядь, заебал, на хуй.
Аркадий. Перевелся в мою смену - здесь немножко свои порядки - изволь иметь к мозгам.
Феликс. Полюбился ты мне, гребень, - потому и перевелся. Для меня, хохлушка, ты хоть всю больницу распачкуй - мне по хую. Это ты тут на лимите должен перестраховываться. Я проколотый.
Аркадий. Я не еврей - я на лимите. Вот Гитлер охуительно был прав. Я б тоже всех вас, жиденков Эдмундовичей, туда же, на хуй.
Феликс. Ну и я бы туда же всех вас хохлямундских партейных начальников. А за жиденков Эдмундовичей и по чану могу врикошетить.
Аркадий. Точно, значит, еврей. Русские фамилии, как гондоны, напялили и ебете всех в жопу, сука, жиды, блядь, жоржики пархатые, вонючие.
Феликс резко поднимается со стула.
Ну врикошетить по чану, чайник, - я погляжу, блин, кто первый врикошетит. Правду-матку не перешибешь кулаками, Феликс Эдмундович. Хавать бум?
Феликс. В жопу, пиздорвашка, дурака вогнать, чтоб голова не дрыгалась. А?
Аркадий. Чиво?
Феликс. Мясо взял, говорю?
Аркадий. Мясо дома жрать будешь, пидар. А тут каклеты заглатывай вонючие. Брезгуешь. Как их только больные улопачивают?
Феликс. Нашим больным курочку из дома приносят отварную.
Аркадий. На гебистскую зарплату, сука. А ты тут, на хуй, каклеты вонючие умасливай. Да не серь - есть мясцо. Клавка мне кусманчик отфулюганила. Это тебе, еврею, мяса никогда не дают. И правильно!
Феликс. Ну, прохандехает Клавка теперь у меня через проходную - зажмет мне мясца еще.
Аркадий. Да она вон через дыру в заборе учапает, как сегодня. Ловить ее, курву, сповадишься? А поймаешь - тебе ее мужик из ребер доминушки смандячит. Один такой ловил - теперь вон дождевых червей словил на двухметровой глубине.
Феликс. В очко ее мужика я не драл. (Открывает кастрюлю.) Ну, какого хуя ты опять мясо в эту мандавошечную тушеную капусту всандячил? Тарелок, что ли, мало?
Аркадий. Тебе надо на тарелку, ты и делай себе на тарелку, министир. Мне лично - посрать.
Феликс. Замудохал ты меня, поносник.
Аркадий. Вот когда замуходаю, тогда и скажешь, что замудохал. А то точняк - по рыльничку сопатому замудохаю.
Феликс. Нет, слухай, лохач, я тебя уделывать не буду - я тебя просто местным гебистам сдам и все.
Аркадий. Еще кто кого сдаст, блядь. А то, что ты, Эдмундович, наклепщик я в этом никогда не сумлевался. Тебе человека расстрелять - тебе, на хуй, это удовольствие. Все вы, Эдмундовичи пархатые, на одну физию. Пахать белоручите, а Нобелевскую премию вам отпишите. Нет - Гитлер точно был прав. Я бы вас тоже в Дахао - туда же. Вот Сталин тоже четко лупил в ситуацию.
Феликс. Ну, он бы тебя первого, хохла-сявку, и отзаправил по ленинским местам за морковку. Сам-то что здесь в больнице вохром филонишь - тоже ведь, блядь, хохложопия, горбатить не любишь. На овощах, вон, крысятничьих капитал стряпаешь.
Аркадий. Ну а хуй ли государство меня в зарплате обворовывает - сам пиздел. Да я еще в таксопарке слесарем горбачусь. Если б у меня хата, как у тебя, слизняка, была, ты бы меня здесь, на проходной, хуй бы когда увидел. А в зоне ты б мне, вору, сохач с пятьдесят восьмой, попался бы. Я б тебя твоими же кишками накормил, вафлями запить дал, да за уши к потолочку гвоздоточками пришканапатил.
Феликс. Ну ты, сявка козырная, - красная косыночка. Крутанул весь Куйбышев - съебал в Москву. В зону тебя, шакала хитрожопого, - хуй зацапаешь.
Аркадий. Да не тебе, чихику-писателю, зацапывать. Бля, мужику тридцать семь лет - ни жены, ни детей. А хата трехкомнатная у козла есть в центре. Вот зачем тебе хата, да еще трехкомнатная?
Феликс. Блядством заниматься, попочка. В первой комнате трахать, во-второй - кишками душить, в третьей - за уши к потолочку гвоздоточками пришканапачивать и заканчивать, блядь, во все дырки: в ротик, в отверстие анальное. А Манька-то визжит, кровью прыскает, а я торчу.
Аркадий. Ну, сука.
Феликс. Хочешь такую сексуальную фатерку, хохля? Не, точно, хочешь?
Аркадий. Ну хочу.
Феликс. Хуй ты ее когда получишь.
Аркадий. Ну вот, а еще великим писателем русским, гуманистом, сука, заделаться хочет. Садист сексуальный, картежник, твою маму. Ты только вот еще попиши у меня здесь поэму. Ты сюда что, пожарником пришел за стольник, за Катюшу въебывать, - вот ли въебывай пожарником за Катюшу хрустящую. У тебя есть три cвободных дня - вот и малюй тогда свою растлительную поэму. A тут на сутки пришел - втыкай сутки честно. Пожарник, раздрыть твою кобылу, писатель-потаскушник. Я тебя научу работать пожарником. А то он тут еще больных кажную смену на сотни обдирает. Люди сюда легли после тяжелых ранений, ответственных заданий, после Афгана, Чернобыля, из глубокой разведки, на хуй. Ты вон - солдат из Чернобыля на три с половиной Кати раздел, а третьего дня его похоронили.
