Олег Владимирович Кондратьев Игра на своем поле
…Корабль лежал на правом боку с таким дифферентом на нос, что казалась удивительной сама возможность сколь-нибудь долго сохранять подобное неустойчивое равновесие. Но часы складывались в дни, те – в месяцы, и вот скоро минуло год, как он обосновался на этом северном склоне Центральной впадины Баренцева моря.
Скользить бы ему, тонущему, беспрепятственно вниз под тяжестью собственного веса на всю полукилометровую глубину, если бы не горизонтальный уступ, на краю которого еще и пристроился средних размеров обломок скалы. Тонн эдак на семьсот. Умирающему кораблю оставалось лишь ткнуться в его монолитный бок и, бесплодно истратив на это последние запасы динамической силы, угрюмо замереть, молчаливо сокрушаясь по поводу такой непредвиденной задержки и лелея призрачные надежды на естественное продолжение и славное завершение своего последнего в жизни пути.
Надо сказать, что надежды эти были не такие уж призрачные. Любой тектонический сдвиг земной коры в этом районе грозил нарушить шаткое равновесие на карнизе. К тому же придонные перемещения воды – это тоже хороший катализатор, пусть и не отличающийся быстродействием, но неумолимо эффективный.
Пока же суд да дело, за нашего нежданного пришельца активно взялись обитатели подводного мира. Почти весь корпус корабля был облеплен всевозможными ракушками, мидиями, полипами и еще черт знает чем. Какие-то рачки, улитки, креветки, черви копошились во всех углах внутренних помещений. Разномастные водоросли оплетали весь такелаж, их листья-перья лениво покачивались, размывая видимые контуры остова. Небольшие стайки мелких рыбешек, серебрясь, сновали через раскрытые и выбитые иллюминаторы и переборки.
Казалось, новым жильцам нет никакого дела до прошлой жизни их теперешнего хозяина. Однако…
В носу от обгоревшего остова ходовой рубки, как раз на миделе, виднелась широкая светлая поперечная полоса, опоясывающая по бортам и под днищем весь корабль. На этом участке корпус был чист от всякой присосавшейся живности. Там, за стальной переборкой, под многотонной свинцовой защитой спецхранилищ продолжалась своя, чуждая всему живому, неорганическая жизнь: в длинных узких цилиндрических отверстиях находились отработанные урановые стержни ядерных реакторов.
Здесь продолжался радиоактивный распад. Спонтанно делились атомные ядра, испускались частицы и гамма-кванты…
– Да-а-а, эк вас дачно-отпускная-то лихорадка прихватила, – заместитель начальника Управления ядерной безопасности обвел неодобрительным взглядом небольшой полупустой зал для совещаний, – неужели это я собственноручно утверждал такой график, подписывал рапорта и проездные документы? – Вопрос прозвучал негромко и чисто риторически. – Все! Со следующего года все отпуска равномерно на 12 месяцев раскидаю!
Сидящие в зале немногочисленные офицеры продолжали негромко переговариваться между собой, не особо прислушиваясь к словам начальства и никак не реагируя на, казалось бы, нешуточную угрозу: молодых лейтенантов среди них не было, и в сказки никто давно не верил. Официальная же часть вроде как еще не началась, поэтому выражать лицом и всем своим видом молчаливую заинтересованность и полное понимание было излишним.
– Тьфу, – продолжал ворчать капитан первого ранга, – даже начальника отдела нет, – он покосился на сидящего рядом своего помощника, который с виноватой миной на лице развел руками. – А вот враг не дремлет!
– Значит, нас боится, – лениво протянул кто-то из зала.
– Особенно тебя, Шумилин. Утром в понедельник.
– А чего…
– Ладно, все! Переходим к официальной части. Черт, Казаков, такую… хм… лицо просто категорически неприлично носить с офицерской формой. Кто же нам оклады увеличит, глядя на подобное вопиющее благополучие?! Да-да, знаю, отпуск, Крым, санаторий, вчера с самолета… А, даже сегодня? Тем более! Явился на службу – изволь предъявить угрюмую рожу и непосильный груз вселенской ответственности на узких покатых плечах.
Значит, наверно, ты еще не в курсе наших скорбных дел? Уже просветили? В общем, так, похоже, что один наш «утопленничек» годичной давности «заговорил». И не строй, Шумилин, недовольные рожи! Я наперед знаю все, что ты хочешь сказать и о чем будешь трындеть в курилке, – заместитель начальника управления действительно знал это, так как служил в Инспекции по ядерной безопасности дольше всех – уже двадцать лет – и прошел последовательно и честно все ступеньки карьерной лестницы, – и что «утопленник» не наш, а флотский. И что мы – Инспекция, а не исполнители, и что с точки зрения документации по зоне, которая должна быть у него на борту, к нам не может быть претензий, так как вся эта документация таинственным образом исчезла где-то в дебрях Технического управления Северного флота. Никто и не предлагает здесь с этим разбираться. В кои веки раз нас грамотно привлекают как наиболее квалифицированных экспертов. Не потому, что кто-то поумнел в военной верхушке, а потому, что дело здесь пахнет осложнениями на международном уровне. Тревогу-то первыми подняли архангельские биологи и экологи: у них в Мезенской и даже в Двинской губе к берегу прибило тонны планктона, который до этого свободно дрейфовал по Баренцеву морю. Событие редкое, но не исключительное. Зато последующие лабораторные тесты показали, что все эти мелкие твари, живые и не очень, нахватались такой дозы радиации, будто они приплыли туда прямиком из-под саркофага над четвертым блоком Чернобыльской АЭС. Пока ученые терялись в догадках, знающие люди быстро установили здесь несомненную связь с затонувшим около года назад спецсудном, которое шло на Новую Землю, имея на борту полный комплект отработанных урановых стержней. Ну, эту информацию от прессы пока закрыли, а вот ученым так просто пасти не заткнешь…
