Оглушительный выстрел пронзил мрак зрительного зала театра «Юниверсал», мгновенно потонув в истерических криках и хаосе толчеи. У Челси Дюран перехватило дыхание, она в ужасе вскочила со своего места в первом ряду, силясь понять, что же произошло. Все, кто находился на сцене, замерли. Челси знала, что дурацкий героизм Коди будет стоить ему жизни. Но где-то в глубине души шевельнулась горькая мысль: он этого вполне заслуживает.
Но она-то чем лучше его?
Что-то влажное коснулось ее щеки, Челси моргнула, но даже не шелохнулась. Она ощутила движение руки Брайана, словно тот хотел ее защитить. Или, может, он просто приложил ладонь к глазам, желая получше рассмотреть, что происходит? Челси почувствовала, как остро нуждается в нем. Именно сейчас Брайан был нужен ей, как никогда. Но как она смеет мечтать о его теплых, чистых и сильных объятиях? После всего, что она натворила, как же можно рассчитывать хоть на какое-то внимание с его стороны? Ничто вначале не предвещало беды. Все было так восхитительно – мечта, ставшая явью: в одно прекрасное утро Челси проснулась звездой, сенсацией Бродвея.
…Но греза рассеялась будто дым.
Так как же нечто столь прекрасное могло обернуться таким горем? Всего за несколько месяцев множество человеческих жизней вдруг оказалось испорчено, искорежено, разбито и непоправимо разрушено!.. О Господи, да ведь там, на сцене, труп! Двое при смерти, а третий наверняка обречен. Неужели слава этого стоит? Да и все эти изощренные наслаждения плоти, все самые утонченные фантазии разве имеют какое-то значение? Да укажи она на любого из здесь присутствующих, не окажется ни одного, кто не стал бы жертвой собственных пороков и честолюбия; ни одного, кто не успел бы уже достаточно вымараться. Жуткое осознание того, как подло предала она самые чистые идеалы своей юности, свое тело, свою работу, будущее ради удовлетворения своих прихотей, доводило ее до полнейшего отчаяния. И трагедия, разыгравшаяся сейчас на этой сцене, лишь расширила эту бездну.
…Нет, невероятно! Разыгравшаяся только что сцена была кошмаром с каким-то странным оттенком ирреальности. Ведь это только пьеса.
В ушах Челси еще звучали те слова, такие трогательные и пугающие одновременно. Разве это не доказательство? Доказательство того, что трагедия все-таки произошла. И теперь уместны только слезы – потоки слез! Пусть никто не останется здесь равнодушным. Сегодня на дверях «Глобуса» черный флаг: играют трагедию.
Словно в забытьи, Челси рассеянно провела рукой по щеке, где еще оставался влажный след. Мельком взглянув на кончики пальцев, она снова уставилась на сцену. Какое-то время она смотрела перед собой, затем в ужасе поднесла дрожащую ладонь к глазам: даже полумрак зала не оставлял никаких сомнений. Все вихрем завертелось у нее в голове, во рту пересохло, губы задрожали. В тусклом свете прожекторов она различила этот алый цвет. Кровь!
Ее глаза снова устремились на сцену. Но чья?
Все разъяснилось мгновение спустя, когда мертвое тело с грохотом рухнуло на пол. Зал наполнился новыми криками ужаса, отчего Челси страшно хотелось заткнуть уши. Шум вокруг. Ясность ума вернулась к Челси только тогда, когда Брайан резко тряхнул ее за плечи: оказывается, она сама, поддавшись общей панике, зашлась в отчаянном истерическом крике. Никакая сила не могла заставить ее оторвать взгляда от того, что произошло на сцене.
Господи, да ведь все это правда! Все это – на самом деле! Темная лужа крови блестела на авансцене, точно пролитая из ведерка. Очевидность случившегося пригвоздила Челси к месту. Серое облако бессилия наползло на нее, затуманив сознание и тем самым избавив от невыносимого зрелища.
А ведь вначале все было так хорошо…
Часть I
ЗAНАВЕС ПОДНИМАЕТСЯ
Именно поклонники и зрители вынуждают нас совершать все эти безумства.
Сенека. Письма к Луцилию
Ей нравилось дразнить мужчин, даже если это и оборачивалось для нее неприятностями.
Вероника де Марко, предпочитавшая называться просто Ронни, обожала наблюдать за тем, как глаза мужчины расширяются в нетерпеливом ожидании, пока она, разжигая в нем плотское желание, методично и безжалостно мучит его, обещая самые невообразимые наслаждения, – главное, чтобы он верил: эта награда предназначена только ему одному. Вот и этот сидит неподвижно, в нетерпеливом ожидании не сводя глаз с Ронни, которая медленно расстегивает ярко-красную блузку своими длинными тонкими пальцами: сперва пуговку воротничка, затем, осторожно скользнув рукой ниже, еще одну на роскошной груди. Следующая пуговка соблазнительно приоткрывает крепкий живот. Ронни немного медлит, ее пальцы замирают на точеной талии, еще мгновение – и блузка расстегнута. Она намеренно позволяет сидящему на огромной кровати мужчине не больше секунды насладиться возбуждающей небрежностью распахнутой блузки, под которой ничего больше нет.
Заметив, как он облизнул пересохшие губы и тяжело перевел дух, она прислонилась к массивной деревянной двери спальни и одарила мужчину своей самой обольстительной улыбкой. Это произвело ожидаемый эффект. Как всегда. Он поднялся и сделал в ее сторону несколько шагов, в его глазах горел огонь темных желаний.
